Стоковые изображения от Depositphotos
Знающие люди мне написали, что такое встречается везде. Поэтому я сейчас вам расскажу одну историю, а вы уж сами судите, насколько она типична для России или такое «встречается везде», и тогда уж дайте другой глобус.
Меня сводит с ума мысль, что многочисленные новости об этой истории не содержат упоминании имени и фамилии этого человека. Человек имеет право на имя. Это же не суслик. Но во всех новостях она упоминается только как «бабушка». К тому моменту как я заканчиваю писать эту колонку, уже известно, что «бабушка» умерла.
Даже в этом отсутствии имени проявляется тотальное неуважение к человеку. Тем более к старому человеку. «Бабушка», как известно, редкий лексический экспорт, который мы вывезли на запад вместе с «перестройкой» и «матрешкой». «Бабушка» – человек, который сам на себя плюнул и на которого все плюнули.
В концлагерях прежде всего уничтожали имя и выдавали номер – так начиналось расчеловечивание: после этой небольшой операции по дегуманизации с человеком можно было делать что угодно.
На что, собственно, ты имеешь право, если ты «бабушка»? На человеческое отношение? На медицинскую помощь? На достойную старость? На нескотскую смерть? Не, ты так, бабка ничейная безымянная.
Случилась эта история в одном провинциальном городе. Вкратце. Простой парень, сварщик, жил с бабушкой, ей 84, она, стало быть, 1937-го года, дитя войны, ее отец и мать были ссыльными, реабилитированы. В прошлом, когда у нее еще было имя, она была учительница, и даже заслуженный учитель, ветеран труда. К моменту когда случилась эта история, она была уже инвалидом первой группы, не могла ходить, не могла есть, у нее был Альцгеймер, внук кормил ее через шприц.
На прошлой неделе с ней случился приступ, скорая, диагностировав пневмонию, забрала ее в медсанчасть №2 как ковидную больную. Спустя несколько дней внуку, который не мог узнать ничего внятного о ее состоянии, позвонила соседка по палате и сообщила, что за его родным человеком вообще никто не ухаживает.
Ситуация самая ординарная. Но внук поступил неординарно.
Он купил специальный костюм для ковидной зоны, представившись терапевтом из другого отделения, прошел в красную зону, увидел и снял на видео, что больная лежит в моче и кале, ее не лечат, не меняют подгузники, что кислородная трубка находится на лбу и ее никто не поправляет. Три дня он ухаживал за своей бабушкой, при этом один медбрат сообщил ему, что ему лень помогать лежачим, а другой, наоборот, помог, несмотря на то, что обо всем догадался. Внук решил искать правды в столице, пытался попасть к Бастрыкину, ну а к кому же еще ехать-то, к главному. Его не приняли, велели «ждать месяц». Он вернулся. Его уволили с работы, потому что слишком активные и прыткие подозрительны. А «бабушка» была переведена в реанимацию и там умерла.
И если что-то из этих событий и «встречается буквально везде», то вся совокупность и последовательность событий могла случиться только здесь. Полная вот эта картина во всех ее нюансах очень типична именно для России и составляет ее уникальную трагическую физиономию.
Не буду долго писать про очень узнаваемую профессиональную черствость медперсонала, и не хочется возражать тем, кто говорит, что это все из-за низкой зарплаты, вроде как из-за низкой зарплаты в медработники, особенно в провинции, идут те, кого никуда не берут, и что это им якобы индульгенция. Да-да, «среда заела», как писал когда-то Достоевский о моральных уродах, вскормленных дурной средой и списывающих все на нее.
Что там говорил Виктор Франкл о смысле жизни, которого никогда нет. Который никогда не ухватишь. О котором бесполезно спрашивать. Это все равно что спрашивать чемпиона мира по шахматам, какой самый лучший в мире шахматный ход. Нет его.
Смысла нет, но искать его надо на трех путях. Любви, творчества и страдания.
Если сам не страдаешь, можно войти в контакт с чужим страданием. И будет там вам смысл, готовенький смысл, почти на халяву, бери не хочу… Не благодарите. Помощь людям – стопроцентный смысл на все времена. При чем тут зарплата…
Но волонтерство такого рода в нашем климате что-то не очень прижилось. А в работе смысла у нас не ищут.
И вот один врач, зовут его Павел, написал мне письмо, настолько важное, что я хочу опубликовать его полностью.
«Вы предложили почитать про бабушку, умирающую в Томской медсанчасти. Главная проблема в том, что в России паллиативная помощь и паллиативная медицина как таковая находятся в зачаточном состоянии. Подобные пациенты должны быть на сервисе хосписа. Бабушка в конце своего жизненного пути. Главное для этой женщины сейчас – это достойная смерть, без мучений. Ее не надо кормить из шприца. Ее не надо отвозить в больницу. Надо обратиться в хоспис (если бы эта служба работала в Томске). То, что в больнице условия ужасные, – это давно известно. Надо нормально финансировать здравоохранение. Хождение по прокурорам и следкомам – это все для скандала. Из Томска в Москву к Бастрыкину! Бред какой-то.
В России не развита философия перехода от жизни к смерти. Все говорят о достойной жизни, но никто не думает о достойной смерти, а это очень важный аспект самой жизни. Это понимание нужно воспитывать в людях, само оно не приходит. Все эти «героические» усилия вылечить «бабушку» приносят ей больше страданий, чем если бы ей оказали совсем другую помощь – паллиативную. Я не пытаюсь оправдать полное пренебрежение к страданиям больного человека со стороны медперсонала. Это, к сожалению, встречается везде, в России это особенно выражено. Самое банальное объяснение – низкая зарплата. Другой фактор – жесткое противостояние между медиками и родственниками/пациентами. Взаимное недоверие и желание раздавить, унизить, нахамить… избить. Эта злость, взлелеянная последние годы при помощи российского ТВ.
Ни в одной стране мира нет такого отношения к медикам. Нигде нет уголовного преследования врачей за допущенные ошибки – только в России. В России врач вообще не защищен никак. А бабушку реально жалко. Ей не повезло так тяжело заболеть в стране, где ей не могут оказать профильную помощь, а вместо этого имитируют активное лечение.
Насчет внука отдельная история. Мы считаем, что делаем благое дело, когда везем в больницу своих очень близких, которые терминально больны или находятся в конце жизненного пути. Только наш эгоизм диктует так действовать. Мы не спрашиваем своих родных и близких, что бы они хотели. Хочет ли она, чтобы ее тащили в реанимационное отделение, вставляли ей в горло трубку и вентилировали на аппарате, пока ее сердце не остановится, а после этого проводили бы «реанимационные мероприятия в полном объеме», а это значит совершали компрессионные движения на грудную клетку с частотой 100-120 в минуту и прогибанием стенки на 5 см. А это означает боль и переломанные ребра и грудина, порой разрыв легких и кровотечение, все для того, чтобы внучок мог потом сказать – мы сделали все возможное».
Накипело.
Я не знаю мотивы этого конкретного внука и очень бы не хотела на эту тему вообще размышлять. Но то, что описано в страстном письме врача, – в значительной степени правда, хотя чуток однобоко и слишком эмоционально отражает точку зрения именно врача (российского).
На территории «пациент – врач» сегодня такая же конфронтация, как на территории: «либерал – ватник», «прививочник – антиваксер», «крымнашист – крымненашист». Почему общество находится в состоянии конфронтации? Свою роль сыграло и телевидение, авторитарное по своей сути. И соцсети, которые отучили людей улавливать эмоциональные нюансы и погрузили в информационные пузыри, в которых так комфортно существовать согласным и так сладко отправлять в бан несогласных – а братская могила бана простирается на многие сотни световых лет. И вообще современность виновата. Тут не Киселев. Какой уж тут Киселев… Как будто трамписты и антитрамписты более внимательно слушают друг друга. Почему общество поляризуется по любому вопросу? На каком глобусе это не так?
И да, я знаю парочку историй, когда люди бросают своих родителей на произвол судьбы, и знаю еще парочку противоположных, не менее поучительных, когда люди действуют крайне разрушительно, ломают карьеры и целые судьбы в попытке продлить мучительную жизнь своего родственника. При этом первое обществом все-таки осуждается. А второе ощущается всеми и самим человеком как доблесть и самопожертвование.
Современная медицина значительно продлила жизнь: ну скажем, лет с 40 до 80. Вакцины, антибиотики, борьба с холестерином как источником инфарктов… Но она продлила старость. Она не продлила молодость. Стареем мы с такой же скоростью, как и наши предки когда-то.
Как-то глуповато умирать в 40 лет, полным сил, умирать от чумы флорентийской, чахотки, проказы или от грыжи, как умер отец Чехова.
Умнее ли умирать в 90, став дряхлым, никому не нужным и ничем не защищенным?
Может, лучше уж полным сил молодым, нужным всем, с нерастраченным потенциалом, важно произнеся сакраментальное: их штербе или окинув взглядом комнату и так с сарказмом: «Или я, или эти обои»? Чтобы вокруг все умилялись и рыдали, а не вздыхали и думали про себя, когда же черт…
Но мода на ранние и яркие смерти прошла.
Мы – в переходном периоде, медицина и состояние умов не в состоянии ответить на вызовы времени. Нас так много, живущих, дряхлеющих, верно идущих навстречу своей унизительной смерти.
Разные системы здравоохранения в этом смысле устроены по-разному. Система здравоохранения Великобритании, например, совершенно не настроена на продление жизни любой ценой: врач сказал в морг – значит, в морг. Российская? Чтобы было хорошо понятно, насколько страшно умирать в России, почитайте подробно эту историю и ее продолжение. Надрывает душу.
P.S. Александр Иваныч, отец родной, кому пожаловаться на оскорбление чувств верующих в человеческое достоинство?
По сообщению сайта Газета.ru