Стоковые изображения от Depositphotos
Данияр Ашимбаев, 9 июня
Казахскую историю последних веков можно разделить на три этапа.
1. Имперский. Кочевое общество вступает в тесное соприкосновение с Российской империей, втягивается в его орбиту. К концу XIX века казахи оказываются уже внутри империи, которая покорила Туркестан и отодвинула Китай. По сути, основным направлением российской политики было прекращение кочевых набегов на пограничье и безопасность транзита. Опыт быстро показал, что без опорных баз в глубине степи эту проблему решить нельзя. Певцы номадизма указывают, что кочевая цивилизация самодостаточна и экологична, но история показывает, что кочевники сильно зависимы от климата и от возможность вторжений к оседлым соседям (собственно, второе описывает практически всю историю Евразии).
Прекращение набегов создало феномен номадизма-«лайт». Казахи втягиваются в торговлю и земледелие, в имперскую систему образования и управления, идет быстрый процесс социального расслоения, происходит зарождение пролетариата и «профессиональной» интеллигенции.
2. Советский. Власть ставит задачей комплексную модернизацию «отсталых народов» и их ареалов обитания. Происходит массовое внедрение начального и среднего образования, а также здравоохранения, нормируется литературный язык, стандартизируется культура. В рамках процесса коренизации формируется национальная бюрократия. В период форсированной коллективизации заканчивается эра кочевого аула и завершается массовый переход к оседлости, земледелию и отчасти к индустриализации. Происходит резкий слом традиционного образа жизни, потребовавший многолетней адаптации.
В годы Великой Отечественной войны казахи интегрируются в советский народ. Усиливается степень русификации, состав населения становится еще более многонациональным. Вырастает новая политико-бюрократическая, научно-технократическая и творческая элита.
Отметим, что сквозным моментом является развитие традиционализма — с одной стороны, как элемент национального самосознания и советского фольклорно-этнографического канона, а с другой — как защитная реакция на быструю модернизацию. При этом немалая часть проявлений этого традиционализма является, по сути, новоделом, включая и распространение некоторых исламских традиций в качестве национальных. Забавно, что тезисы советского религиоведения о том, что шаманизм является более отсталой формой, нежели авраамические религии, привели к забвению в истории и литературе темы слабой исламизации казахского кочевого общества. Зато традиции сырдарьинских городов с одной стороны и Поволжья с другой стороны быстро вошли в казахские «скрепы».
3. Период независимости. Последние советские десятилетия привели к массовому распространению того, что обществоведы называют «мелкобуржуазным» и «мещанским» образом жизни, что стало компенсирующей средой при переходе к капитализму. Всплеск национального самосознания власти смогли удержать под контролем и направить его в относительно безопасное русло.
«Десоветизации», о которой грезили некоторые радикалы, не произошло, поскольку современный казахский традиционализм, собственно, возник в советский период и тесно с тем образом жизни, который был создан советской властью. То же самое коснулось и «дерусификации»: эмиграция славянского населения, демографический и миграционный всплеск у казахов не привел к замене русского языка казахским. Несмотря на многомиллиардные вливания, бюрократические преференции и, казалось бы, прочную национально-демографическую основу национальные литература, наука и образование не смогли подкрепить язык прочным фундаментом. А с учетом развития новых инструментов коммуникаций (и на фоне бестолковых игр с алфавитом, терминологией и «очищением») язык плотно стал двигаться в устную форму. С языковой точки зрения казахи разделись на казахскоязычных, русскоязычных и билингвов. Впрочем, постоянные деление на те или иные категории стало признаком последних трех лет. Вместе с модой на традиционализм произошел рост трайбализма (который, впрочем, уже успел всем надоесть), затем пошло деление то на «нагызов» и «шала», то на «нациков» и «ватников».
Но мы немного отвлеклись. Независимость, как уже говорилось, совпала с капитализацией, а также с массовой урбанизацией. Переход к рыночным отношениям «совпал» с мощной ресурсной базой и удобным транзитным положением, что позволило смягчить тяготы капитализма. Кроме того, население соседних республик, с которыми Казахстан исправно конкурировал, стало массово приезжать в качестве гастарбайтеров и создало тем самым своеобразную «низшую касту», что вполне позитивно отразилось на национальном самосознании.
Рынок создал новые социальные лифты и новые социальные отношения. Быстро развился и расцвел феномен показного потребления (который за казахами еще старик Левшин отмечал), а также «заемного» образа жизни и социального иждивенчества.
Желание государства облегчить жизнь населения и смягчить тяготы внешних шоков привели к росту социальных платежей, который, в свою очередь, совпал с тягой к патернализму. Тяга оказалась настолько сильной, что первый президент в течение последнего десятилетия своего правления системно пытался бороться с иждивенчеством, социальным инфантилизмом, привить обществу тягу к трудолюбию. Против исправно выступали то митингущие рантье, то профессионально протестные многодетные матери.
Карантинный кризис 2020 г. и миф о социальных причинах январских событий 2022 г. привели к еще более системному развитию патернализма и иждивенчества, которое государство только-только стало ощущать.
С другой стороны, населения (в первую очередь — казахского) стало больше, его иммиграционный потенциал сокращается, процент городского населения существенно вырос, а экономические, социальные и экологические ограничения начинают проявляться все более сильно. Плюс автоматизация и цифровизация сокращают рабочие места (а сейчас к ним прибавилась ИИзация).
Каково в этой схеме место традиционализма? Государство упорно продвигает национальные традиции и «правильный» ислам в качестве скреп, но первые трактуются чрезмерно идеалистично, а второе не поддается пока адекватному измерению в силу того, что для части общества (особенно — молодежи) религия стала по сути субкультурой, для другой — стала частью быта и ритуала, а для третьей — де-факто смешалась с шаманизмом и мистицизмом. Есть элемент и радикализма, так и он стал сливаться с политическими играми и криминалом.
Получается достаточно сумбурная картинка, которую можно бы назвать транзитным состоянием общества, но это если видеть цель трансформации. Возможно, что процесс постоянной эволюции общества (нации) и есть его постоянная форма.
По сообщению сайта Nomad.su