Стоковые изображения от Depositphotos
Чарльз Диккенс (7 февраля 1812 — 9 июня 1870)
Классик мировой литературы Чарльз Диккенс родился 7 февраля 1812 года в английском городе Портсмут. Он был одним из восьми детей мелкого чиновника морского ведомства. Со своих родителей Диккенс «срисовал» образы бедняка Микобера и его жены в романе «Дэвид Копперфилд». С 1817 по 1822 год семья жила на побережье в городе Чатем — это время Чарльз запомнил как самый счастливый период своего детства. Он был любопытным ребенком с развитой фантазией и много читал.
После переезда в Лондон отец Диккенса испытывал финансовые трудности и на три года попал в долговую тюрьму Маршалси. Вслед за главой семьи туда переехали почти все дети, кроме Чарльза и дочери Фанни. Их поселили к бедной женщине, ставшей прототипом миссис Пипчинс в «Домби и сыне». В 11 лет Диккенс был вынужден работать фасовщиком на фабрике по производству ваксы, где платили шесть шиллингов в неделю. Записки писателя об этом непростом периоде приводит биограф Александра Анненская в книге «Чарльз Диккенс. Его жизнь и литературная деятельность».
«Не могу высказать, как живо помню овладевшее мной чувство заброшенности, беспомощности, стыда за свое положение, страдания от сознания, что все, чему я учился, о чем думал, чем наслаждался, все, что развивало мою фантазию и мое честолюбие, – все отнято у меня и не возвратится мне никогда более», — писал Диккенс.
Семья смогла рассчитаться с долгами в 1827 году благодаря наследству умершей родственницы. В скромной лондонской школе Диккенс проучился недолго: отец снова влез в долги и не мог платить за обучение. В 15 лет Чарльз завершил учебу, и мать устроила его младшим клерком в адвокатскую контору. Взрослея в тяжелых условиях, Диккенс был очень наблюдательным и многие воспоминания перенес в свои книги.
После школы Диккенс загорелся желанием стать актером. За вдохновением он ходил в театры, а в свободное время репетировал монологи. Когда Чарльза пригласили на прослушивание в один из лондонских театров, он заболел — и не смог присутствовать на кастинге. В это же время ему подвернулась возможность стать стенографистом в маленькой газете True Sun, и он ей воспользовался. В 1830-м его перевели в газету побольше — Morning Chronicle, поэтому о карьере актера пришлось забыть. Однако Диккенс с лихвой воплотил эту мечту в жизнь через много лет. Будучи известным писателем, он ставил пьесы, арендовал сцены и выступал сам.
Несмотря на сложности, Диккенс вспоминал работу репортера с теплом:
«Помню, как мне пришлось в Эксетере записывать предвыборную речь Джона Рассела во дворе замка. Среди неистовых криков всех местных шалопаев и под таким проливным дождем, что двое из моих товарищей добродушно держали носовой платок над моей записной книжкой, точно балдахин при религиозной процессии.
А между тем я до сих пор помню, как много привлекательного было в моей тогдашней работе! Сама быстрота и точность, с какой я должен был исполнять ее, доставляли мне истинное наслаждение».
В 1835 году в Morning Chronicle появилось вечернее приложение к газете. К тому времени у Диккенса уже накопилось много рассказов и очерков, и редактор попросил его дать что-нибудь для первого номера. Издатели согласились опубликовать несколько мелких очерков писателя под общим заглавием и выплатить за это отдельный гонорар. Год спустя Диккенс продал свои произведения издателю, который выпустил их в сборнике «Очерки Боза. Изображение будничной жизни и будничных людей». В начале 1836 года он женился на старшей дочери редактора Morning Chronicle Катерине Гогард.
Первую славу и материальное обеспечение Диккенс получил благодаря «Посмертным запискам Пиквикского клуба». Роман об ученом Пиквике издавался серийно — по нескольку глав в одной книге. Первая была продана тиражом 4 тыс. экземпляров, 15 — в количестве более 40 тыс. Произведением с остроумным английским юмором зачитывались люди всех возрастов. Голодное время для Диккенса безвозвратно прошло, но навсегда осталось в воспоминаниях. В 1862 году он писал своему другу и помощнику Джону Форстеру:
«Вспомните все, что вы знаете о моем детстве, и спросите себя: не естественно ли, что некоторые черты характера, образовавшиеся у меня тогда и сгладившиеся при счастливых обстоятельствах, снова появились в эти последние годы. Страдания прежнего времени породили болезненную обидчивость и подозрительность в полуголодном, полуодетом ребенке, и страдания последнего времени снова вызвали на свет эти черты».
Легкомысленность отца, который страдал сам и заставлял страдать семью, была для Диккенса уроком. Писатель стал антиподом родителя, исполняя все дела добросовестно и с увлечением. Гонорары Диккенса быстро росли, а его жизнь в то время сильно походила на жизнь Тома Траддлеса из «Дэвида Копперфилда». Он также остался с молодой женой на своей холостяцкой квартире, постоянно принимал дома кого-то из своячениц и должен был материально помогать родственникам.
За несколько лет писательства Диккенс заработал достаточно, чтобы позволять себе путешествия с семьей. Его везде встречали с почестями, устраивая пышные обеды с сотнями гостей. В Эдинбурге писателю преподнесли диплом на право гражданства, а в Галифаксе председатель Народного собрания лично приехал за ним на карете. По прибытии в Бостон Диккенс писал Фостеру:
«Я не в силах описать вам все эти восторженные овации, все волнение, охватившее страну! Правительственные учреждения почти всех Штатов обращаются ко мне с письмами, я получаю адреса от университетов, от конгресса, от сената, от всевозможных частных и общественных корпораций».
В детстве Диккенс часто приходил в тюрьму к родителям, общался с заключенными и наблюдал за их жизнью. Во время путешествий он продолжил посещать места лишения свободы и описывать свои наблюдения. Особенно его возмутили плохие условия содержания пленников в Нью-Йорке, Филадельфии и Питтсбурге.
«За обедом я высказал директорам тюрьмы, какое ужасное впечатление произвел на меня ее осмотр. Я спросил, достаточно ли они знакомы с человеческой душой, чтобы понимать, что делают с ней. Я заявил им, что считаю долгосрочное одиночное заключение ничем не оправдываемой жестокостью. Они выслушали меня совершенно равнодушно», — писал Диккенс.
Ужасные условия Ньюгейтской тюрьмы в Лондоне автор описал в «Очерках Боза», «Оливере Твисте» и «Барнеби Радж». Путешествуя по Италии, он замечал, что «нельзя говорить о живописных видах, когда перед глазами стоит вся эта масса жалких, полунагих, голодных, грязных, изъеденных паразитами людей». Из «светлой волшебной Венеции» он погружался в «страшные тюрьмы под водой, его мрачные судилища, потайные ходы, где факелы меркнут в руках проводников, как будто не вынося воздуха, пропитанного ужасами прежних дней». Работая над романом «Домби и сын» в Париже, Диккенс также побывал во всех местных тюрьмах.
Писатель не переставал путешествовать и работать до конца жизни. Спустя 25 лет он снова посетил Америку и отметил, что невольничество было уничтожено. При этом писатель с сожалением заметил, что идея равенства рас не развивается, а «белые с брезгливостью сторонятся черных, отводя им всюду отдельные места — и в вагонах, и в театрах, и в церквях, и даже в тюрьмах».
После рождения сына в 1837 году Диккенс перевез семью в просторную квартиру на Даути-стрит. Там он установил себе распорядок дня, которому неизменно следовал. Работал Диккенс утром между первым и вторым завтраком. Писатель отмечал, что в утренние часы «мысль свежее». Затем он отдыхал от работы на долгих прогулках пешком и верхом. Писатель был чрезвычайно опрятен и пунктуален: он всегда приходил вовремя и не терпел опозданий от окружающих.
В 1838 году Диккенс написал свой первый настоящий роман с завязкой и развязкой — «Оливер Твист». До его завершения автор начал писать «Николаса Никльби». Часто он работал до поздней ночи, увлеченный судьбой героев.
«Он не мог относиться с холодной объективностью к созданиям своей фантазии, это были для него живые люди, — написала Анненская в биографии Диккенса. — Сидя один в комнате, он громко хохотал над их комическими приключениями или обливался слезами при их несчастьях, – понятно, насколько такое нервное напряжение должно было утомлять его».
Осенью и зимой 1840 года Диккенс был занят романом «Лавка древностей», герои которого также казались ему настоящими людьми. Писатель даже признавался, что слышит их голоса, прежде чем записывать монологи. А маленькая героиня Нелли и вовсе мерещилась ему рядом.
«Вы не можете себе представить, как я устал после вчерашней работы. Я лег спать совсем разбитый и подавленный. Всю ночь девочка преследовала меня, и я проснулся сегодня, нисколько не отдохнув, не освежившись сном», — говорил он в одном из своих писем.
На эту героиню писатель проецировал образ любимой свояченицы Мэри, чья ранняя смерть его потрясла. Когда по сюжету Нелли умерла, Диккенс вышел из комнаты, рыдая:
«Я сидел сегодня ночью до четырех часов и закончил историю. Мне очень грустно, что приходится навеки расстаться со всеми этими людьми, мне кажется, я никогда так не привяжусь к другим действующим лицам».
Во время бракосочетания королевы Виктории в 1840 году Диккенс написал другу, что безнадежно в нее влюблен: «Присутствие жены мучит меня, мне тяжело видеть родных, я ненавижу свой дом». Он также заявил, что готов покончить с собой. Это породило множество слухов в обществе — в том числе говорили, что Диккенс попал в психбольницу. История о влюбленности, по признанию самого писателя, оказалась выдумкой.
«Моим «доброжелателям» мужского и женского пола, распустившим слух, что я сошел с ума, будет приятно узнать, что слух этот быстро распространился и сделался предметом многочисленных оживленных споров. В моем сумасшествии никто не сомневается, это считается фактом доказанным, спорят только о том, в какую больницу меня свезли», — обратился он к хейтерам в предисловии к одному из произведений.
Также в массах обсуждался слух о том, что Диккенс якобы принял католичество. Вероятно, люди так решили, потому что писатель посвятил исторический роман «Барнеби Радж» памяти погибших на бунте католиков.
После написания культовых романов («Николас Никльби», «Дэвид Копперфилд», «Холодный дом», «Рождественская песнь в прозе» и других) Диккенс занимался театральной деятельностью, выступал перед аудиторией и участвовал в общественной жизни. Несмотря на ухудшившееся здоровье, он продолжал читать лекции в присутствии врача. Изнуренный колоссальным трудом, в 58 лет он скончался от инсульта в своем доме.
По сообщению сайта Газета.ru