Стоковые изображения от Depositphotos
Знаменитый итальянский форвард Паоло Ди Канио в интервью FourFourTwo вспомнил свой британский этап карьеры.
— Если оглянуться назад, то как оцените свой опыт в «Селтике»?
— Ехал в Шотландию с большим энтузиазмом, потому что «Селтик» родом из моего детства, когда я играл с ними в настольный футбол. У них была очень особенный стиль футболок, который редко можно было увидеть по телевизору — они всегда восхищали меня, потому что полностью отличалась от стандартных футболок, со всеми этими горизонтальными полосками.
Не зная шотландской лиги, мой выбор тоже был больше культурным — я хотел получить жизненный опыт, поэтому поехал со своей трехлетней дочерью и женой. Особенно в те годы итальянские игроки не очень-то выезжали за границу.
Спустя годы вспоминаю свое пребывание там с такой радостью. Мне повезло, что у меня был такой опыт. Получал хорошие деньги за работу, которая мне нравилась, и при этом делал это в таком особенном месте.
Прием был невероятным. Томми Бернс был действительно необыкновенным человеком. Сначала мы с женой поселились в гостинице, но потом переехали в дом. Однажды после тренировки я услышал звонок в дверь — было очень холодно, я пошел открывать... и это был Томми. Я не говорил по-английски, но помню, что он вошел и сел на диван. Я не привык к таким вещам! В Италии ко мне домой никогда не приходил тренер. Мы провели час, разговаривая — или жестикулируя, на самом деле — и он предложил нам свою поддержку.
Мы жили в двух кварталах от него, в районе коттеджей. «Мы готовы помочь во всем», — сказал он мне. «Завтра моя жена приедет и отвезет вашу жену за покупками». Это сразу же наполнило мое сердце теплом и уютом. Шотландцы — фантастические и теплые люди.
— Можете ли вы рассказать нам, что произошло в последнем матче дреби «Old Firm» против «Рейнджерс» в марте?
— Мы проиграли 0:1 из-за гола Бриана Лаудрупа. Я не забил, угодив в перекладину. Это нас подкосило, к сожалению. Ян Фергюсон провоцировал меня, конечно, из-за моего характера и ситуации — я хотел прибить его! Он был символическим игроком «Рейнджерс», самым крутым. Я забил, когда мы выиграли у них 2:0 в четвертьфинале Кубка 10 днями ранее, и был качественным игроком «Селтика» с характером.
Фергюсон был дураком и поступил некрасиво с некоторыми игроками моей команды, потом он немного поступил так со мной — фолил сзади, дергал за воротник. моей рубашки, пытаясь спровоцировать меня. С того момента хотел пойти и схватить его. Потом он издевался над нашими болельщиками в конце игры. Я даже хотел добраться до его в раздевалке, и был близок к этому. Но там было много людей, и нас разняли.
— Насколько вам вообще нравилось играть в матчах шотландского дерби? Ведь почти во всех из них вам показывали карточки!
— Помню, что это было невероятно эмоционально. Слышал столько историй, но не представлял, что это может быть так, как было на самом деле. Напряжение, любовь, песни... Я был действительно впечатлен. Мы знаем, что это выходит далеко за рамки футбола, и это делает все намного эффектнее: на стадионе чувствовался этот позитивный гнев, который иногда становился негативным за его пределами.
Там был соревновательный заряд, который мы, игроки, должны были выплеснуть на поле в разумной форме. Будучи болельщиком «Лацио», я более других чувствителен к подобным играм: ценю их, восхищаюсь ими и, прежде всего, понимаю их смысл и значимость.
Когда ты играешь с «Рейнджерс», нет никаких отвлекающих факторов — если бы там была моя семья, я бы о них совсем забыл! Я был настолько увлечен, что мы разминались при температуре -5 градусов, а я все еще не чувствовал холода, несмотря на короткие рукава! Подумал: «Я в Шотландии, я среди кельтских воинов, и я должен проявить все свои качества на максимум! Для меня нет преград!».
— Почему вы не остались там надольше? Если бы вы могли пережить все заново, вы бы ушли по-другому?
— Я помню трехчасовой разговор о контракте с председателем совета директоров, который сказал: «Ты нам нужен любой ценой». Мы договорились, что в конце сезона, если я буду хорошо выступать, мы продлим контракт на оговоренную сумму и добавим туда еще на год. В футболе все относительно, и у каждого свое представление о результатах игрока, но я был признан лучшим игроком в Шотландии.
Вместо этого председатель совета директоров позвонил моему адвокату и сказал ему: «Паоло играл хорошо, но для нас он должен был сделать гораздо больше». Знал, что что-то не так, поэтому в конце концов просто сказал: «Послушайте, будет лучше, если я уйду. Мне жаль, потому что здесь, из-за любви и моего характера, я бы остался на всю жизнь». Мне было 28 лет — я бы отработал там еще пять или шесть сезонов, и все было бы хорошо. Но судьба распорядилась иначе.
— Помните ли вы странную фотосессию, которую вы сделали вместе с Бенито Карбоне: оба ели пиццу на поле на «Хиллсборо»?
— (Смеется) Да! Это было довольно забавно. «Ты из Италии! Пицца! Мы и здесь ее продаем», — сказал фотограф. После тренировки мы с Бенни приняли душ, а потом пошли на стадион, чтобы сделать этот снимок. «Притворись, что ешь это», — сказал он. Пицца была заморожена — они разогрели ее в микроволновке, потом у меня появилась идея укусить ее, но это было такое дерьмо. Вот очень плохо, даже описать не могу.
У нас с Бенни были прекрасные отношения. Вначале он принимал меня у себя, ведь он уже жил там год. После этого итальянский фантастический дуэт был сформирован!
— Расскажите нам о том, как вы толкнули рефери Пола Алькока в сентябре 1998 года. Что у вас было в голове? Некоторые люди — в том числе и Алкок — говорили, что 11 игр — это мало...
— Это был плохой поступок, и я всегда сожалел о случившемся. Вначале это нормально, что ты винишь других, но я сразу понял, что совершил большую глупость. Хотя я не сделал ничего столь ужасного, как говорили некоторые. Тот же министр спорта Тони Бэнкс утверждал, что я был каким-то варваром, которого нужно было изгнать из Англии!
Но эти четыре месяца заставили меня о многом задуматься. Я не изменил свой характер, но я повзрослел. Научился. Иногда в нашей игре присутствует соперничество, и время от времени мы делаем небольшой пинок или толчок друг другу , но мы не убийцы. Меня поразила такая реакция.
Я вполне мог бы уехать в Испанию или Турцию — моя жена пыталась меня убедить и привести к этому, но я сказал: «Нет, нет — я остаюсь в Англии!».
Я шел на это дело для своей защиты с двумя адвокатами из Болоньи, без какой-либо поддержки клуба. Мне пришлось заплатить 50 миллионов лир из своего кармана, и тогда я сказал клубу: «Я никогда не вернусь в «Шеффилд Уэнсдей».
— Что вы чувствовали, когда переходили в «Вест Хэм» после неудачи в «Шеффилде»?
— У Харри Редкнаппа была отличная интуиция. Моя стоимость обесценилась, и он взял меня всего за 1,5 миллиона фунтов — это было нечто сенсационное, особенно учитывая то, что я мог показывать на поле. Всегда буду благодарен Харри за возможность, которую он мне предоставил, потому что с тех пор я всегда был счастлив, всегда играл с улыбкой.
Моя жизнь в Лондоне, особенно в таком клубе, как «Вест Хэм», с его болельщиками, историей, эмоциями и тем, что я ношу в своем сердце, была действительно чем-то уникальным. У меня было желание искупить свою вину, как настоящего мужчины — профессионала. Мне не нужно было никому ничего доказывать после того, что произошло с судьей Алькоком, но решимость, желание отплатить за доверие Харри сделали свое дело.
Как только я прибыл на «Аптон Парк», болельщики исполнили для меня мелодию «La Donna E Mobile». Сразу же понял, что должен отдать все силы, чтобы отплатить за эту безмерную любовь.
Думаю, представлял собой то, чего не хватало «Вест Хэму». До этого момента у них не было техничного футболиста с чутьем и дриблингом. У них был Джон Хартсон, который был таким титаном и борцом в атаке, но Редкнапп продал его в «Уимблдон» за £7,5 млн, пытаясь изменить их игру.
— Ваш потрясающий удар в Уимблдоне в марте 2000 года до сих пор повторяют снова и снова. Он для вас особенный?
— Премьер-лига родилась в 1992 году, и каждый год мой гол всегда входил в число самых красивых — если не самых красивых — за всю историю английского футбола. Я получил награду за лучший гол на «Аптон Парк»; когда он закрывался, я был там, после победы над «Манчестер Юнайтед» в мае 2016 года. Стадион был закрыт, а самый красивый гол, который там когда-либо видели, был моим? Это была фантастическая вещь.
Игра с «Уимблдоном» была для нас изначально сложной, потому что мы все еще могли зацепиться за еврокубки, они же активно стремились выжить. Гол на самом деле случился очень быстро; через несколько минут покойный Марк Вивьен Фоэ — этот удивительный парень, мой друг, с которым я перешел в «Вест Хэм» — выиграл мяч в центре поля и отдал его Тревору Синклеру.
Передо мной был Кенни Каннингем, и моей первой мыслью было остановить мяч, а затем выйти один на один — но когда я увидел, что он не собирается прыгать, я за долю секунды поднял одну ногу с земли. Другая должна была пойти по диагонали — это очень сложно, потому что у тебя есть небольшой момент, когда мяч летит, и ты должен ударить по нему, как по мячу для регби.
Вы можете видеть все вращения мяча — это замечательно. Мяч попал в самую маленькую часть сетки у стойки. Вратарь Нил Салливан ничего не мог с этим поделать. Сразу понял, что сделал что-то особенное и необычное, по изумлению, написанному на лицах болельщиков. Это было волшебно и осталось в истории.
— Вы получили множество похвал и награду FIFA Fair Play Award за то, что остановили мяч в игре против «Эвертона» в декабре 2000 года, когда вратарь Пол Джеррард получил травму. Почему вы так поступили?
— В каждом из нас есть что-то демона и что-то ангела. Особенно из-за таких моментов, как этот, никто никогда не мог сказать мне, что я нечестен на поле. Никогда не пользовался такими ситуациями. Когда Джеррард упал, я уже стоял на краю штрафной и кричал «Стоп! Стоп!» с поднятыми руками, даже после того, как Тревор попытался воспользоваться преимуществом. Для меня игра должна была быть остановлена, поэтому взял этот мяч. За что со временем был вознагражден ФИФА! Забавно, не правда ли, что люди уничтожали меня в течение нескольких месяцев, а потом меня награждал Франц Беккенбауэр? (Смеется.)
— Насколько Вы были близки к тому, чтобы подписать контракт с «Манчестер Юнайтед»? Жалеете ли вы о том, что в итоге этого не произошло?
— В своей книге Фергюсон говорит о трех своих сожалениях: первое — о том, что он не смог привести меня в «Манчестер Юнайтед». Потом он сказал кое-что после, когда, возможно, выпил немного лишнего (улыбается).
Он считал, что если бы я был с ним, то, возможно, смог бы побороться за «Золотой мяч». Думаю, он просто хотел подчеркнуть мысль, что я мог бы играть в Манчестере на самом высоком уровне, потому что получал удовольствие и проводил свои лучшие матчи против самых больших команд. Два Рождества подряд он звонил мне.
Моя жена сказала: «Кажется, он сказал: «Фергюсон, из «Манчестер Юнайтед»?».
«Паоло, это Алекс», — сказал он с акцентом, который я не привык больше слышать. Мой ответ был краток: «Fuck off (Отвали, иди нахер, — прим.)!».
Очевидно, кто-то надо мной подшутил — это был полубергамский акцент. Но он продолжал говорить: «Паоло, это Алекс — мне нужно с тобой поговорить...». ».
«Вы уверены? Вы действительно Алекс Фергюсон?».
Он сказал: «Да, ты мне нужен — не мог бы ты приехать сюда? Ты можешь играть под Рууд ван Нистелроем».
Затем он перечислил несколько невероятных имен. На мгновение я задумался, но на самом деле мне понадобилось 30 секунд, чтобы ответить.
«Ты звонишь мне в странный момент — сегодня Рождество, и я здесь с женой и всей семьей. Но Алекс, должен сказать тебе, что я очень счастлив в «Вест Хэме». Хочу остаться здесь, я не могу предать эту большую семью. Для меня большая честь, что ты позвонил, и это придает мне все больше энергии, но я просто не могу покинуть «Вест Хэм«».
Он позвонил мне и на следующий год, но я сказал то же самое.
— Как случилось, что «Вест Хэм» вылетел по итогу сезона 2002/2003? Для игроков это тоже был большой шок?
— Невероятно, просто невероятно... Великая команда покинула элиту.
Это были годы, когда строилась новая трибуна. В это время мы продавали многих: Рио Фердинанда в одном сезоне, Лэмпарда в другом. После этого они меня убили: Редкнапп ушел, а я остался с парой ребят, под руководством молодого тренера Глена Редера, который прежде тренировал молодежную команду.
Мы хорошо начали, и я дважды забил на «Стэмфорд Бридж», но потом все пошло наперекосяк. Редер отстранял меня от работы, потому что клуб не хотел продлевать мой контракт, я спорил с ним и был вынужден тренироваться в своем собственном саду. У меня был яблоневый сад, и я использовал деревья для дриблинга! Я не вернулся в Италию — остался из уважения к болельщикам, на случай, если я понадоблюсь. Моя жена считала меня сумасшедшим.
За несколько дней до предпоследней игры Тревор Брукинг сказал: «Паоло, ты мне нужен». После трех месяцев отсутствия я вышел со скамейки запасных и забил победный мяч в матче с «Челси». В последний день мы должны были выигрывать в гостях у «Бирмингема», но я снова был на скамейке запасных — вышел и забил гол, сделав счет 2:2, но этого оказалось недостаточно.
Увидел, что некоторые болельщики все равно аплодировали нам, и это очень тронуло меня. Я заплакал, потому что мне было так жаль, что не смог попрощаться с ними как следует и выразить им свою любовь.
Вместо этого я ушла вот так. Это была большая рана, но она заживала каждый раз, когда я возвращался на «Аптон Парк». Мне очень повезло, что я был частью этой семьи.
По сообщению сайта FootBoom