Стоковые изображения от Depositphotos
— Как вы относитесь к Грете Тунберг?
— Как к больному человеку. Я считаю преступлением делать публичную фигуру из заведомо нездорового человека. Тем более, насколько я понимаю, она тогда была несовершеннолетней. Я считаю, что это крайне аморально со стороны ее родителей, в первую очередь. Они на этом, конечно, неплохо заработали. Ну и вообще вся эта кампания, которая вокруг ее имени, довольно безнравственная, что не отменяет актуальности климатической повестки как таковой.
Александр Родин
— То есть, вас в Грете Тунберг смущает только ее личность, а не идеи?
— Меня смущает, что под климатической повесткой, как она подается публике, подоплека чисто экономическая. И связана она с тем, что происходящий сейчас переход на безуглеродные технологии — это очень большие деньги. И больного ребенка нельзя использовать как рычаг давления с целью обогащения определенных структур – это абсолютно точно.
Фактически мы сейчас переживаем период, сравнимый с эпохой Нового времени, эпохой великих географических открытий, с эпохой промышленной революции или с эпохой перед Первой мировой войной.
— Происходит переход на новый технологический уклад?
— Да. И во все века это сопровождалось мировыми войнами, бедствиями огромного количества людей. А экономический смысл этого процесса абсолютно понятен, потому что для того, чтобы оправдать инвестиции в новые технологии, нужно разрушить технологии старые.
Сейчас происходит разморозка подобной конфликтной ситуации. И «климатическая страшилка» — это такой пропагандистский инструмент. Сейчас же необязательно противника убить или ранить, его можно просто напугать. Поэтому, чтобы напугать, западного в первую очередь обывателя, была придумана эта история про глобальное потепление.
— Так глобального потепления на самом деле нет?
— Оно есть. Правда небольшое, +1,13°С выше нормы. Тем не менее,
в публичную сферу это все попало не потому, что как-то люди беспокоятся о будущем планеты и человечества, а просто потому, что ищется удобный пропагандистский повод для того, чтобы перейти на новые технологии.
Впрочем, я убежден, что игнорировать климатическую повестку нельзя. Нам в этом все равно придется участвовать, и поэтому надо в теме разбираться глубоко, причем в условиях текущего конфликта с Западом, который, безусловно, не спонтанный и быстро не закончится. Даже если, как мы надеемся, мы выполним задачи военной фазы конфликта достаточно скоро, тем не менее этот системный конфликт очень надолго.
— А какую позицию занимает в этой климатической повестке Китай?
— Это интересный вопрос, потому что главным бенефициаром в этом технологическом переходе является именно Китай. Кто производит батарейки, солнечные панели, ветряки? В первую очередь китайцы. Именно им выгоднее всего ускоренный переход на новые источники энергии.
Есть Индия — спящий гигант, есть огромный ближневосточный мир. Опять же, именно поэтому нам нужно в этом глубоко разбираться, нам нужно иметь свои аргументы, свои средства измерения, свои средства моделирования. И наша экспертиза должна признаваться в мире.
— Человечество в XX-XXI веках начало сильно влиять на климат. Это плохо?
— Я, кстати, не уверен, что это однозначно плохо. Я как раз сторонник того, что на климат нужно влиять, но делать это с умом. На всех этапах развития люди неизбежно были вынуждены управлять теми процессами, на которые они способны влиять. Потому что либо мы действительно начнем на них влиять так, что мы сделаем хуже, либо мы научимся ими управлять, и сделаем лучше. Во всяком случае, на уровне мегаполисов климатом уже сейчас управляют. Скажем, некоторые арабские страны реализуют такие пилотные проекты. И я считаю, что для России это в будущем серьезный глобальный бизнес.
Русский «Газпром» конца ХХI века — это такая климатическая компания, которая по заказу делает хорошую погоду, хороший климат своим клиентам во всем мире.
— Арабы уже умеют это делать?
— Арабам это сейчас в основном делают американцы. Там, кстати, заказы на очень серьезные суммы. Например, если вы насыпаете холмик в плоской пустыне, то на этом холмике выпадает больше влаги. А если вы построите город на этом холмике, значит там будет более комфортный влажностный режим. А если вы еще подберете розу ветров, построите очистные сооружения, разберетесь с гидрологией, климатические условия в таком городе будут более комфортными, чем в окружающей пустыне. Создание микроклимата — это давнее изобретение.
— И в России уже были прецеденты?
— Из отечественной истории, наверное, самый забавный пример – история, как соловецкие монахи выращивали арбузы недалеко от полярного круга на Белом море. Можно таким образом грамотно организовать тепловой режим, что во время полярного дня, в белую ночь, на квадратный метр пашни получать приличный поток энергии и очень хорошие влажностные условия. А нынешние технологии дали возможности, которых, конечно, раньше не было. В первую очередь это новые методы моделирования и точного прогноза последствий любых наших действий. Во-вторых, у нас появились биотехнологии, которые позволяют регулировать растительный состав в природной среде. Правда пока мы этими биотехнологиями научились не улучшать ситуацию, а скорее вредить. Пример — известный всем борщевик, который «убежал» из научной лаборатории.
— А хорошие-то примеры были в истории России?
— Да. Например, советская программа мелиорации, которую сейчас мало кто помнит. Благодаря ей на огромной территории условия жизни стали более комфортными. Были осушены болота, появились деревеньки, пашни, лесные хозяйства вокруг. И торф добывали, это было какое-никакое топливо для местных электростанций.
— Если вернуться к глобальному потеплению, правда ли, что в истории Земли были промежутки с гораздо более высокими температурами? И, если да, то откуда такая паника?
— Конечно, на протяжении истории Земли были гораздо более серьезные изменения климата. То же самое оледенение, которое человечество пережило, потом потепление.
Сейчас мы находимся примерно на пике потепления после глобального похолодания. Это то, что в климатологии называется оптимум, когда температура близка к историческому максимуму.
И вот на фоне этого цикла мы еще чуть-чуть подогрелись. Но главное отличие от естественных циклов состоит в том, что это потепление происходит очень быстро.
— Есть ли в этом трагедия, о которой говорят?
— В этом абсолютно нет никакой трагедии. Потеплело на 1,13°С, оденемся ли мы по-другому из-за этого? Вряд ли. Но из-за того, что изменения происходят очень быстро, для экосистемы это определенный шок.
— Из-за этого мы наблюдаем такое быстрое потепление Арктики?
— Вероятнее всего нет, эти процессы не надо путать. Это разные эффекты, разные механизмы. В научной среде сейчас доминирует мнение, что основной причиной современного потепления Арктики является динамический механизм, связанный с изменением структуры движений атмосферы и океана, а вовсе не парниковые газы. Но запустил этот механизм скорее всего тот самый парниковый эффект. Возможно, через какое-то время этот механизм развернется обратно, и там все замерзнет. Этого нельзя исключать.
— А что предсказывают модели?
— Нынешние климатические модели, которым можно доверять, на период до конца текущего столетия прогнозируют, что Арктика будет теплеть. Собственно, как и остальная планета. Россия, в частности.
— И на сколько?
— Если по оптимистическому прогнозу, то на 3-4°С к концу столетия, что уже достаточно серьезно. 3-4°С — это разница, условно, между Москвой и Воронежем. Мы вроде в одной климатической зоне, тем не менее в Воронежской области мы выращиваем подсолнухи, а в Подмосковье нет. Природа, понятно, приспособится — бурые медведи где-то вытеснят белых, начнут елочки расти там, где сейчас голая тундра. Лютых морозов станет меньше. Но, с другой стороны, тот тип хозяйствования, который так или иначе привязан к климатической зоне, будет меняться на огромных территориях. И
изменится ареал распространения всяких малоприятных живых организмов, начиная от вирусов, заканчивая насекомыми. Какой-нибудь энцефалитный клещ появится там, где его раньше не было.
И такой мелкой твари огромное количество. Это значит, что надо строить санэпидемстанции, завозить медикаменты, проводить обследование населения, вакцинацию...
— Как много углекислого газа выделяет Россия, если сравнивать ее с другими странами?
— Суммарный объем выбросов России, конечно, невелик. Опять же, по той же самой причине, что объем российской экономики невелик. Тем не менее, технологический уклад у нас очень энергозатратен. Это связано в первую очередь с тем, что у нас суровый климат, поэтому мы греем свои города, чего не делают большинство стран мира: центральное отопление — это вообще роскошь, которую мало кто может себе позволить, в том числе в очень богатых странах. Тем не менее, по выбросам углекислого газа Россия – на третьем месте после США и Китая, если считать формально по государствам, и на четвертом после Европейского Союза, если считать его единым экономическим субъектом, как сейчас принято в международном углеродном регулировании.
— А сколько мы выбрасываем метана?
— Тоже не так много. Мы также уступаем США, Китаю, Европе, Индии, ближневосточному и тихоокеанскому макрорегионам. Может быть, для широкого круга это будет удивительно, но
даже очень богатые развитые страны держат грязные производственные циклы тогда, когда это выгодно. Например, сжигают попутные газы.
— Что это такое?
— Тот, кто бывал на Севере, в нефтедобывающих регионах, знают хорошо эту картинку, которую можно увидеть с самолета: горящие факелы. Полное сгорание метана в этих факелах обеспечить довольно сложно, это приводит к его выбросам в атмосферу. А метан на один атом углерода обладает примерно в 80 раз более сильным парниковым эффектом, чем углекислый газ. Метан — это действительно серьезный фактор. Кстати, его концентрация в атмосфере тоже довольно быстро растет. Так вот, самым крупным сейчас источником метана при сжигании попутных газов являются США, которые вроде как нефть не экспортируют. Но, тем не менее, они добывают нефть для себя, и преспокойно себе жгут эти попутные газы, выделяя метана больше, чем вся большая Российская Федерация.
— Что же будет дальше с климатом?
— Будет продолжаться глобальное потепление, которое будет сопровождаться довольно сильными и разнонаправленными изменениями климата на региональном уровне. Например,
модели предсказывают, что будет происходить запустынивание всего Средиземноморья. Южная Европа в конце XXI века фактически превратится по климату в подобие того, что сейчас собой представляет сегодня северное побережье Африки.
И, очевидно, народ оттуда массово побежит. Кроме того, на всей планете наблюдается эффект, который специалисты называют «длинные хвосты» и который состоит в увеличении вероятности маловероятных событий. Например, к таким событиям можно отнести волны жары или, как говорят метеорологи, «блокирующие антициклоны». Это когда летом целый месяц или полтора-два у нас стоит просто отличная погода, солнце, никаких дождей, и начинают гореть леса.
— В этом году Рязань горела из-за блокирующего антициклона?
— Да, он как раз пришел только в августе. В прошлом году Якутия горела у нас по той же самой причине. В 2010 году по всей Центральной России были массовые пожары. В Европе, кстати, тоже был блокинг в этом году летом, как раз в Северном Средиземноморье. Испания, Италия очень пострадали.
— Какие еще маловероятные события начали происходить чаще?
— Весенние ураганы стали в средней полосе России практически климатической нормой. Как майские праздники, в Москве обязательно повалит какой-нибудь рекламный транспарант, кому-то машину поломает, даже человеческие жертвы были.
И, возможно, появятся и регулярные осенние ураганы, тоже связанные с перестройкой атмосферных течений.
— Осенние ураганы будут такими же, как весенние?
— Сложно предсказать. В целом весенние ураганы более сильные, но, когда спокойная летняя атмосфера сменяется осенней, это обычно сопровождается сильными волновыми возмущениями, и их амплитуда растет. Это, кстати, может быть связано напрямую с потеплением Арктики.
По сообщению сайта Газета.ru