Стоковые изображения от Depositphotos
— У нас в стране все слова, в составе которых есть «психо», вызывают недоверие. В чем причина такого отношения?
— В мире бум психотерапии случился в 1950-1960 годах. До Советского Союза он не дошел. У нас в конце 70-х — в 80-е годы повсеместно стали заниматься гипнозом для исцеления алкоголиков — считалось, что гипнотизер может внушить людям тягу к трезвости. Вот и все лечение. В стране была одна проблема — зависимость от выпивки, ни депрессий, ни других расстройств не существовало. Если у тебя депрессия, значит ты ненормальный. А если что-то идет не так, тебе давали совет на все случаи жизни: «Выпей чего-нибудь и полегчает». Депрессия — это проявление слабости. Если ты комсомолец, ты не должен ничем страдать. В СССР жестко осуждали суицид и попытки суицида, все, что относилось к неспособности управлять психикой. Само слово «псих» имело отрицательное значение. И шлейф этих представлений до сих пор за нами тянется.
— Правда, что сейчас постепенно профессия психиатра и психотерапевта стала дестигматизироваться? Все-таки с распада СССР прошло уже больше 30 лет. Неужели за это время ничего не изменилось?
— Многие до сих пор по старой советской привычке пытаются положиться на себя: «Мне плохо, я буду терпеть, максимум пойду поговорю с друзьями, а лучше напьюсь». В то время, как на Западе существуют целые государственные программы помощи людям с психологическими проблемами.
Постепенно западный подход распространяется и у нас.
Его суть заключается в следующем: если у человека есть какое-то расстройство — не важно желудка или психики — это требует помощи.
Где-то с 2000-х годов в России стала распространяться идея, что с психическими расстройствами надо что-то делать. Надо заботиться о том, чтобы люди меньше страдали, не оставались одинокими и брошенными, когда у них есть трудности. В конце концов, решение этих проблем в интересах не только самих пациентов, но государства, и работодателей. По статистике Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) и профессионального сообщества психиатров, депрессия выходит на третье место среди причин нетрудоспособности.
— Мы более или менее привыкли к факту существования психиатров, психотерапевтов, психологов, как появилось новое слово – психосоматика и психосоматологи – можно так вас называть?
— На самом деле, определению «психосоматика» больше двухсот лет. Научный термин был введен в 1818 году немецким врачом-психиатром Иоганном Христианом Августом Гейротом, который, исследуя хронические заболевания, обнаружил, что они проистекают из психологических травм (переживаний). Травма — это переживание. И после определенной психокоррекции было видно, что состояние человека улучшилось.
Что касается психосоматики как отдельного направления психотерапии, оно постепенно «созревает» и начинает широко распространяться в медицинскую практику. В 2007 году я открыл первую в современной России клинику по психосоматике.
Артем Толоконин, врач психотерапевт-сексолог-психиатр, к.м.н., основатель клиники психосоматической медицины NeoVita
— В чем суть этого метода?
— Если мы почитаем определение здоровья с точки зрения ВОЗ, то она трактует его как состояние физического, психологического и социального благополучия. Доктор в поликлинике не занимается душевным состоянием и уж тем более социальным благополучием. Он рассматривает человека как биологический объект с точки зрения функционирования клеток его организма и его органов. Остальное остается за кадром. Максимум, если ты пожаловался на тревогу или бессонницу, невролог назначит транквилизатор. Никто не будет заниматься вопросами: почему ты переживаешь, что переживаешь и как на это повлиять. Таких задач, во-первых, у врача нет, а во вторых, он не обладает необходимыми компетенциями. В институте, к сожалению, этому не обучают.
Психосоматика говорит о том, что человек заболевает, когда переживает ряд стрессов. Они были или накануне заболевания или они сопровождают человека прямо сейчас и он заболевает, переживая их. Мои последние исследования показывают, что стрессы могут быть наследственными, передаваться из поколения в поколение.
— Как это?
— Есть так называемый синдром годовщины, который в научную дисциплину ввела французский психолог Анн Анселин Шутценбергер. Подробнее о нем можно почитать в ее знаменитой книге «Синдром предков». Если мы копнем в историю этого термина еще глубже, то узнаем об американском психиатре Жозефине Хилгард — она три года наблюдала за пациентами, которые поступали в ее психиатрическую клинику, и заметила одну интересную вещь: первые приступы шизофрении у родителей и их детей совпадали по возрасту. Как классический психиатр я знаю, что если кто-то из родителей болен, например шизофренией, то вероятность того, что ребенку передастся болезнь составляет 25%. Так вот ее исследования говорят, что часто дебют какого-то заболевания у детей совпадает с дебютом болезни у их родителей. А синдром годовщины — о том, что какие-то тяжелые или радостные события происходят у членов семьи в одном и том же возрасте.
— Какое отношение это имеет к психосоматике?
— Представьте, у здорового человека ничего не болит, и вдруг в 30 лет на ровном месте возникает серьезное заболевание. Врачи что будут искать генетические мутации, сбои в питании, рассматривать влияние радиации. Никто не станет этим людям лезть в голову и изучать болезнь с точки зрения психической реакции, разбираться, почему они могли заболеть. Если болезнь буду исследовать я, то я найду все его переживания. Обрисую психосоматический сценарий болезни, найду причину или причины, из-за чего его тело отреагировало подобным образом. Психосоматика считает, что тело — это проекция душевной жизни человека и если человек заболел, должно быть сочетание стрессов: есть стрессы, программирующие болезнь, есть стрессы, запускающие болезнь.
— Можете привести пример?
— Происходит ЧП: кто-то кого-то на улице обворовал. Об этом могут знать разные люди: кто-то присутствовал и видел это сам, кому-то рассказали. Воспринимать ситуацию они могут по-разному: кто-то спокойно отреагирует, кто-возрадуется, а третий примет слишком близко к сердцу и скажет «Какой ужас!». И у него эта ситуация может стать спусковым крючком к болезни.
Другой пример. Мужчину в 60 лет уволили с работы. Он двадцать лет занимал высокий пост в госорганизации. Кто-то скажет: «Да наконец-то!» А другой: «Смысл жизни пропал». Если мужчину, который ушел в работу с головой, сублимировал с работой свою личность, увольняют, то он чувствует свою ненужность, и может даже умереть в течение года-двух, такой сильный стресс он испытывает.
— А как же другие причины, не может же психосоматика быть причиной всего?
— Важное уточнение, сама психосоматика не отрицает традиционную медицину, а существенно ее дополняет. Да, хеликобактер есть, да, человек может заболеть из-за вируса. Мы не говорим, что ковида не существует. Другое дело, почему у одного он протекает в тяжелой форме, а у другого — нет. Почему у первого осложнения есть, а у второго их нет. Кто-то потерял обоняние, а кто-то — нет.
Мы с помощью гипноза можем вернуть обоняние за один сеанс, не трогая человека пальцем.
Мы раскапываем в его жизни какую-то «вонючую» ситуацию за два-три года до болезни, которая была программирующей, а ковид стал триггером и запустил такое течение болезни.
— То есть вы ищете какое-то событие в прошлом человека, которое стало запускающим механизмом болезни?
— Да, мы ищем конфликт в прошлом. Люди часто забывают неприятные вещи. Психика пытается это выместить. Один из симптомов, что у человека была сильная травма — забывчивость. Некоторые жертвы насилия не помнят, как их насиловали. Говорят: «Что-то такое было, но не помню». А потом у них вагинизм или не складывается с личной жизнью из-за убеждений «я никому не нужна», «я второсортная».
А бывают и обратные ситуации. Когда женщина убеждена, что ее в 14 лет изнасиловали, а мы раскапываем эту ситуацию и узнаем, что ей кто-то показал половой член. Это травма, но это не изнасилование. И человек растождествляет себя с этим «позором», ему становится легче.
— Вы работаете только с помощью психотерапии?
— Нет, не только. Есть телесно-ориентированная терапия, когда мы через тело снимаем эмоциональное напряжение. К примеру, если вы потанцуете минут тридцать и это будет приятное движение под интересную вам музыку, ваше эмоциональное состояние изменится, настроение улучшится. За счет физической активности правильно выверенной, идет выработка позитивных гормонов и происходят изменения. Если делать регулярно, вы сформируете у себя устойчивый рефлекс к получению удовольствия от жизни. Причем это становится вашим фоном, вклинивается в ваш характер и формирует вашу реальность.
Когда человеку хорошо, потерял он деньги, он будет думать: «Еще заработаю», а если все время плохо: «Какой ужас, стало еще хуже». Все зависит от базы. И работу с ней мы ведем как с помощью психотерапии, так и телесных практик.
— С какими проблемами чаще всего к вам обращаются?
— Депрессии, семейные проблемы. Часто люди приходят к нам, когда уже совсем тяжело, когда все перепробовали. Особенно, если речь идет об органике. Например, синдромом раздраженного кишечника. Это классика психосоматики. Когда вдруг на ровном месте начинаются боли в кишечнике, хочется в туалет, все урчит. Человек принимает обезболивающее, препараты, восстанавливающие пищеварение, и все равно чувствует себя плохо.
Следующий, более суровый диагноз — неспецифический язвенный колит: в кишечнике открываются язвочки и начинается кровотечение. Это состояние сопровождается дикими болями, потерей аппетита, анемией. Приходят с кожными болезнями, когда уже все гормональные мази перепробовали, а ничего не проходит. Идиопатические (беспричинные) боли, неспецифические мигрени и другие.
— Сколько требуется встреч, чтобы решить вопрос?
— Если задача простая (органических изменений нет), то можем справиться за один-два приема. Если тело изменено и человек болеет более пяти-десяти лет, времени на реабилитацию потребуется больше. Когда есть изменение в связках, в органах — грубая органика — подключаем методики физического воздействия, такие как остеопатия, рефлексотерапия, детокстерапия, ставим капельницы, делаем массаж. Задача создать у человека ощущение здоровья, чтобы тело начало отрабатывать программу нормы. Затем подключаем психотерапию, чтобы вернуть человеку опору в жизни.
— А что сам человек должен делать?
— Успех терапии зависит от пациента на 50% минимум! Если он заболел, ему нужно из этой болезни извлечь какой-то опыт. Плюс если пациент был подвержен негативным самовнушениям: я плохой, я ненужный, мне не везет — он не чувствовал опору в себе. Часто у него есть все возможности и таланты, чтобы стать здоровым, успешным, но пока он не начнет по-новому себя проявлять в этом мире, проблема не уйдет. Это его задача. Задача психосоматолога — помочь ему обрести уверенность в себе шаг за шагом. И когда внутренний конфликт пропадет, то и тело придет в норму.
— Вы даете какие-то домашние задания?
— Конечно. Нужно делать регулярные практики: физические, медитации, самовнушения, для того, чтобы головной мозг по-другому удерживал образ личности. Человек должен быть сильно вовлечен. Что отличает традиционный подход от того, что делаем мы? Вы пришли в поликлинику и говорите: «Дайте чего-нибудь». Сейчас еще принято с таким вопросом обращаться к провизору. Люди ходят лечиться в аптеку. Это пассивных подход.
Мы в январе в рамках Ассоциации профессионалов психосоматики делали научную конференцию, где выступал ведущий мировой специалист, психиатр из США, автор бестселлера «Тело помнит все» Бессел ван дер Колк. Он сказал одну интересную вещь. Он вспомнил, что в 70-е годы, когда случился бум популярности психотропных препаратов, был очень воодушевлен этим. «Мы открыли такое, что сейчас с помощью этого всех излечим», — говорил ван дер Колк. Потом в 2000-х популярны стали антидепрессанты: обратного захвата серотонина и прочие. Им были посвящены огромные научные конференции. Так вот, ван дер Колк отметил, что если бы таблетки были панацеей, то в мире бы уже не было депрессии. А она есть. Вот парадокс.
Потом он поделился результатами нового исследования. Ученые исследовали две группы пациентов, страдающих депрессией. Первая лечилась традиционными антидепрессантами, вторая — методом ДПДГ («десенсибилизация и переработка движением глаз — метод психотерапии для лечения посттравматических стрессовых расстройств, вызванных переживанием стрессовых событий, таких как насилие или участие в военных действиях» — «Газета.Ru»).
Первый раз результаты сравнили спустя два месяца после терапии. В обоих случаях они были примерно одинаковыми: в психотерапевтической группе незначительно лучше (50% улучшения, в группе с антидепрессантами — 40%).
Следующую оценку состояния ученые провели еще спустя два месяца. У тех, что занимался психотерапией, было улучшение до 70%, а вот в группе, принимающей медикаменты, прогресс снизился до 15%.
Через полгода в группе, пившей антидепрессанты, все вернулось почти к исходной точке. Респонденты из первой группы, напротив, продемонстрировали еще больший прогресс. Вот вам и ответ.
Человек должен быть вовлечен в самоисцеление. А когда мы просто назначаем таблетки, еще и за государственный счет, мы человека развращаем, он не работает над собой, не прикладывает усилия в исправлении своего состояния.
Спасение утопающих дело рук самих утопающих, но им можно помочь, чем мы и занимаемся.
По сообщению сайта Газета.ru