Стоковые изображения от Depositphotos
Нынешние бодания России с Западом на тему (не)расширения НАТО и создания некоей коллективной системы безопасности в Европе (как, опять?!), а также обмены заведомо невыполнимыми требованиями/ультиматумами в историческом плане неоригинальны. На этом фоне некоторые вспоминают периодически, что и СССР в свое время, и постсоветская Россия (причем уже при президенте Владимире Путине) даже ставили вопрос о вступлении нашей страны в этот альянс. Но не срослось, да и несерьезно все это было.
Почти всегда отношение к таким «реминисценциям», мягко говоря, скептически-снисходительное. Мол, все это была пропаганда и попытка подорвать Запад изнутри. Попробуем отчасти развенчать этот миф и показать, что на самом деле в истории все бывает не таким однозначным и черно-белым.
Касательно первой «попытки» вступления в НАТО упоминают ноту советского правительства 31 марта 1954 года, адресованную США, Великобритании и Франции, где содержалась фактически заявка на вступление в недавно созданный альянс. Как известно, отвергнутая. В советской историографии потом утвердилась «единственно правильная» точка зрения, согласно которой советское руководство и не надеялось всерьез на положительный ответ (мол, не больно-то и надо было), а просто хотело высветить агрессивную сущность блока и распропагандировать свою «миролюбивую внешнюю политику».
Однако многие факты свидетельствуют как раз о том, что тема вступления в НАТО, как и вообще проблема создания системы коллективной безопасности в послевоенной Европе, прорабатывалась Москвой вполне серьезно. Более того,
после смерти Сталина последовали некоторые сигналы, свидетельствовавшие о готовности нового руководства пересмотреть ряд положений его внешней политики. СССР всерьез был готов – на определенных условиях, разумеется, – пойти тогда на сворачивание разгоравшейся холодной войны.
Она не была для него самоцелью, равно как и был снят уже с повестки ленинский лозунг мировой пролетарской революции.
В этом была, конечно, и большая доля пропаганды, куда ж без нее. Но не только она. Советское руководство, судя по всему, действительно не сильно надеялось на вступление в НАТО. Однако тут важно отметить, что оно не исключало этого и было готово прорабатывать такой вариант. И если бы СССР приняли бы – он бы туда вступил. А там неизвестно, как бы повернулось.
Предысторией вышеупомянутого меморандума главы советской дипломатии Вячеслава Молотова стало выдвижение советской делегацией на Берлинской конференции министров иностранных дел в феврале 1954-го идеи европейской коллективной безопасности в противовес западным планам создания Европейского оборонительного сообщества. Последние предполагали участие в нем Западной Германии. Тогда как Москва продолжала выступать за воссоединение Германии при сохранении минимальных сил самообороны, и – главное – за ее нейтралитет. Предложения Молотова в Берлине, однако, были Западом отвергнуты и даже подняты на смех (взаимная вражда и недоверия уже были сильны). Формально по двум причинам. Во-первых, потому что Соединенные Штаты были исключены Москвой из предложенного договора (и это была ошибка) и переведены вместе с коммунистическим Китаем в статус наблюдателей. Во-вторых, потому что советское предложение, как было сказано, было направлено на то, чтобы остановить формирование ЕОС. Которое изначально предполагалось без «русских коммунистов».
После конференции, по поручению Молотова, его зам Андрей Громыко внес соответствующие поправки в проект нового меморандума, который и был представлен 26 марта 1954 года на рассмотрение руководства страны, тогда в лице Хрущева и Маленкова. Москва теперь соглашалась на полноправное участие США в европейской системе безопасности, а сама выражала готовность вступить в НАТО. И если внимательно вчитаться в доклад Молотова Президиуму ЦК КПСС, то он, хотя и не был лишен традиционных идеологических клише, никак не может быть назван демагогическим. По тем временам он выдержан в относительно конструктивном тоне. Вступление в НАТО трактуется там в качестве не очень вероятного, но возможного сценария.
Официально Запад ответил отказом Москве в мае 1954 года, однако СССР еще примерно год продолжил выступать с идеей коллективной безопасности в Европе, пока континент окончательно не погрузился в пучину холодной войны. Затем были «берлинский кризис» и возведение стены, Карибский кризис, войны во Вьетнаме и Судного дня на Ближнем Востоке. А затем – Хельсинский Акт совещания по безопасности сотрудничеству в Европе и разрядка. Договоры о контроле над вооружениями с Америкой.
В то же время более свежий взгляд на события начала 50-х говорит о том, что усилия постсталинского советского руководства по сворачиванию разгоравшейся холодной войны, предпринятые в 1953-1954 годах, были вполне серьезны. Это не было единовременной «пропагандистской операцией». В этом направлении были предприняты целый ряд действий и инициатив. Которые не были заведомо безнадежны. Как не были они и заведомо декларативной пропагандой, хотя изрядная доля пропаганды там была, конечно.
Те же усилия по воссоединению Германии на основе нейтралитета были вполне последовательны: Москва предлагала и создание переходного правительства, и вывод в течении года всех оккупационных войск, и проведение выборов. Запад не без оснований подозревал ее в том, что она хотела навязать всей Германии режим наподобие того, что был установлен в восточной ее части, а также в других странах Восточной Европы. Однако, во-первых, история показывает, что далеко не во всех случаях СССР навязывал подконтрольным странам именно «советский вариант» режима. Самый яркий тому пример – Австрия. Молотов, кстати, выражая готовность к относительно более гибкому подходу на переговорах с Западом, часто приводил в начале 1954 года пример именно Австрии, где СССР не стал навязывать свои социалистические порядки, хотя мог бы. И нейтральный статус юридически удалось закрепить – и мир от такого «попрания суверенитета» не рухнул. Да и выборы там прошли вовсе не как в ГДР.
Во-вторых, чересчур ретивое по части «строительства социализма» тогдашнее руководство ГДР уже привело в начале 50-х к целой серии острых кризисов в советской зоне оккупации, вплоть до попыток вооруженного восстания. Оттуда люди бежали на Запад десятками тысяч.
И Москва в какой-то момент, похоже, была готова пожертвовать «строительством социализма» в пользу нейтральной и минимально вооруженной единой Германии. Некоторые историки считают даже, что Молотов, с подачи Маленкова, выступал в роли проводника осторожной «разрядки», но Хрущев заблокировал сделку по размену единой Германии на систему коллективной безопасности в Европе.
Не готов тут занять чью-то крайнюю позицию, однако все это показывает, как минимум, неоднозначность тогдашних процессов. История действительно могла пойти по другому пути. Но тогдашним ее творцам не хватило, как сейчас говорят, креативности и нестандартности мышления.
После смерти Сталина последовало несколько мощных и вполне однозначных «сигналов». Была свернута «антисионистская» пропаганда и восстановлены дипотношения с Израилем. Дезавуированы территориальные претензии к Турции, как и завышенные претензии по контролю за черноморскими проливами. Положен конец острому конфликту с Югославией под властью Тито, установлены дипломатические отношения с Белградом. Наконец, в июле 1953 года, не без содействия СССР, мягко говоря, закончена перемирием кошмарная для Америки Корейская война.
25 апреля 1953 года, всего через полтора месяца после смерти Сталина газета «Правда» публикует огромную первополосную статью (формально в ответ на речь президента США Эйзенхауэра с призывом к «справедливому миру») по внешней политике. Это стало первым заявлением, по сути, на данную тему нового руководства страны. И сквозь привычные идеологические клише там пробивается заметно более мягкий тон в отношении Запада, чем в последние годы жизни Сталина. В том числе там содержалось предложение скорейшего заключения мира с единой и нейтральной Германией, включая вывод оттуда оккупационных войск.
Примерно до конца 1953 года Москва ставила на первое место в послевоенном урегулировании в Европе именно вопрос воссоединения Германии, при ее нейтральном статусе и гарантиях неприсоединения к военным альянсам.
Формально с Западом СССР расходился тогда по вопросу организации выборов (сначала всеобщие выборы и создание правительства или сначала создание временного правительства и уже потом выборы). Однако важно отметить, что Запад изначально стремился втянуть ФРГ в Европейское оборонительное сообщество, противясь таким образом ее нейтральному статусу. Западные державы считали членство Германии (в том числе единой) в ЕОС главной гарантией от воссоздания германского милитаризма, отстаивая ее право вступать в любые альянсы. Ну прямо как сейчас с Украиной.
Будучи обеспокоенным острейшим кризисом в ГДР (за первые четыре месяца 1953 года оттуда бежали 120 тысяч человек), огромным размахом забастовочного движения против коммунистических правителей, новое советское руководство, похоже, действительно было готово принять единство Германии в обмен на общеевропейское замирение. 2 июня 1953 года ЦК КПСС принимает резолюцию, составленную Молотовым, Маленковым и Берией – по «оздоровлению политической ситуации в ГДР».
Суть в том, что руководство ГДР призывают (и это означало приказ Москвы) отказаться от форсированного строительства социализма в пользу идеи объединения страны и проведения определенных экономических и политических реформ. Соответствующие инструкции были даны срочно вызванному в Москву руководству ГДР. Это была идея Маленкова. Более того, он говорил, что единственной реалистичной основой для воссоединения Германии может быть только… «буржуазно — демократическое государство». А идея создания единой Германии под лозунгами государства диктатуры пролетариата – неосуществима на данном этапе.
Однако затем, в июле 1953 года, последовал арест и расстрел Берии. Его преступления внутри страны очевидны. Однако важным пунктом предъявленных ему Хрущевым и соратниками обвинений было то, что он якобы хотел «сдать ГДР капиталистам». Маленков также был вынужден оправдываться за корректировку курса на строительство социализма в ГДР, заклеймив Берию как «буржуазного ренегата». Но он уже тогда проигрывал решающую схватку за власть Хрущеву. Хрущев же так и вовсе поставил вопрос на июльском 1953 года пленуме ЦК ребром: это что же получается – отдать 18 млн немцев (ГДР) американцам?
Так что версия о том, что в том раскладе именно Хрущев, инициатор вроде бы «оттепели» и разоблачения сталинизма, выступал большим «ястребом» во внешней политике, чем Маленков и Молотов (последний тоже пал жертвой внутрипартийной борьбы вскоре) не кажется такой уж бредовой.
Видимо, вот тогда и произошел важный поворот, когда идея объединения Германии под флагом нейтралитета стала отходить на второй план. Но и говорить в таких условиях о коллективной безопасности в Европе становилось все труднее. Слабые интенции на «разрядку», сделанные было после смерти Сталина Москвой, оказались, видимо, слишком слабы, чтобы быть уловленными и, главное, быть поддержанными Западом. Или же Запад оказался слишком глух, туп, самолюбив и самоуверен в своей политике выстраивания послевоенной Европы по своим правилам и лекалам. Инерция противостояния ужасному Сталину – и коммунистической Москве – оказалась в результате сильнее.
А может, дело было не только в коммунизме, а в огромной, «дикой» и вечно непонятной России как таковой.
В следующий раз вопрос о возможном членстве в НАТО – уже постсоветской России – встал в начале нулевых.
Выступая на своей первой большой пресс-конференции в качестве президента 18 июля 2001 года (то есть еще до событий 11 сентября), Владимир Путин, возражая уже тогда против расширения НАТО, заявил следующее: «Мы не добьемся единства в Европе, если не создадим единого пространства безопасности и обороны. Здесь возможны разные варианты. Самый простой – распустить НАТО. Но на повестке дня вопрос так не стоит. Второй возможный вариант. Я не говорю, что мы хотим этого варианта, я просто теоретизирую. Второй возможный вариант – включение России в НАТО. Это тоже создает единое пространство обороны и безопасности. Третий вариант – создание другой, новой организации, которая ставила бы перед собой эти задачи и в которую была бы инкорпорирована Российская Федерация». То есть второй вариант тоже был «возможным».
Всерьез он, конечно, никогда не обсуждался, хотя вскользь затрагивался (прощупывался), оказывается, на переговорах с президентом США Клинтоном, канцлером ФРГ Шредером и генсеком НАТО Робертсоном. В Госдепе США решили тогда проработать вопрос.
Появился аналитический доклад, составленный Ричардом Хаасом, тогда директором отдела политического планирования Госдепа (сейчас он президент Совета по международным отношениям) и сотрудницей ведомства Анджелой Стент (сейчас она преподает в Джорджтауне), озаглавленный «Почему НАТО должно пригласить Россию к вступлению». Доклад направили госсекретарю Колину Пауэллу. Основная идея была в том, что НАТО должно стать качественно новой организацией и разработать как вариант приглашения России, так и вариант расширения без ее участия. Вывод был однозначный: «Нам лучше иметь Россию в качестве партнера, а не спойлера». Хаас считал «великой идеей» членство России в НАТО, которое могло бы качественно преобразовать сам альянс. Однако история пошла, как мы знаем, по другому пути.
Преподав нам еще один урок. Который состоит в том, что иногда кажущийся самым безнадежным, самым неожиданным и нестандартным, диким, взрывающий «шаблоны» путь и является самым в долгосрочном плане правильным. Но рвать шаблоны удается далеко не всем. А заглядывать за горизонт – так и вообще только избранным.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.
По сообщению сайта Газета.ru