Стоковые изображения от Depositphotos
Tazabek — В издательстве Ad Marginem свет увидело очередное переиздание ставшего библиографической редкостью opus magnum французского экономиста Тома Пикетти «Капитал в XXI веке», пишет издание Republic.ru.
Пикетти предложил новый взгляд на проблему, которая в последние десятилетия обращает на себя все больше внимания, — проблему неравенства.
Проанализировав огромное количество данных, французский экономист обнаружил следующую закономерность. При прочих равных быстрый экономический рост уменьшает роль капитала и его концентрацию в частных руках и приводит к сокращению неравенства, в то время как замедление роста имеет следствием возрастание значения капитала и увеличение неравенства.
В исторической ретроспективе рост влияния капитала прерывался лишь в двадцатом столетии как следствие двух мировых войн и кейнсианской политики Славного тридцатилетия (1945–1975). Сегодня же мир возвращается к ситуации, когда неравенство неуклонно увеличивается, что может привести к тяжелым социальным и политическим последствиям.
Впрочем, в отличие от Карла Маркса, с которым Пикетти часто сравнивают, француз не предрекает крах капиталистической системы, а предлагает меры, которые могли бы приостановить неблагоприятные тенденции.
Суверенные фонды стран, не экспортирующих нефть, представляют собой несколько иной случай. Почему страна, не имеющая специфических природных ресурсов, может решить овладеть другой страной? Конечно, можно подумать, что речь идет о неоколониальных амбициях, о чистом стремлении к власти, как это было в эпоху европейского колониализма. Однако разница заключается в том, что тогда европейские страны обладали технологическим преимуществом, которое позволяло им навязывать свое господство.
Китай и другие развивающиеся страны действительно переживают процесс чрезвычайно быстрого роста. Однако все указывает на то, что он прекратится, когда закончится наверстывание в производительности и в уровне жизни.
Распространение знаний и методов производства представляет собой уравнивающий процесс: когда более отсталая страна догоняет более развитую, она перестает расти быстрее.
В основном сценарии эволюции соотношения между капиталом и доходом в мировом масштабе мы предположили, что норма сбережений в различных странах стабилизируется на уровне примерно 10% национального дохода по мере того, как процесс сближения между странами будет подходить к завершению.
В этом случае накопление капитала будет иметь сопоставимые пропорции во всех странах. Очень значительная часть мирового капитала, конечно, будет накоплена в азиатских странах и прежде всего в Китае, что будет отражать их грядущую долю в мировом производстве. Однако соотношение между капиталом и доходом, согласно основному сценарию, должно достичь схожих значений на различных континентах, а значит, серьезных дисбалансов между сбережениями и инвестициями в различных регионах не будет.
Единственным исключением является Африка: в основном сценарии на протяжении всего ХХI века соотношение между капиталом и доходом на Африканском континенте будет находиться на заметно более низком уровне, чем на остальных континентах (прежде всего потому, что процесс наверстывания в области экономики будет протекать намного медленнее, а демографический переход затянется).
Мы включили в гипотезу о долгосрочной норме сбережения в Китае (как и в других странах) как государственные, так и частные сбережения.
Мы не можем предугадать, как будет складываться взаимодействие между государственной (прежде всего в виде суверенных фондов) и частной собственностью в Китае в ближайшие десятилетия.
При условии свободного обращения капиталов это должно логически привести к усилению притока инвестиций с других континентов, прежде всего из Азии и из Китая. По указанным выше причинам это может привести к серьезной напряженности, которая, впрочем, отчасти уже ощущается.
Конечно, можно представить сценарии, намного менее сбалансированные, чем основной.
Однако необходимо подчеркнуть тот факт, что силы расхождения гораздо менее очевидны, чем в случае фондов нефтедобывающих стран, которые опираются на богатство, совершенно не пропорциональное нуждам населения, им владеющего (тем более что население этих стран иногда невелико); это приводит к логике бесконечного накопления, в результате которой неравенство, выраженное формулой r > g, может превратиться в постоянное расхождение распределения капитала в мировом масштабе. Таким образом, нефтяная рента может в определенном смысле позволить купить остальную планету и затем жить на ренту с соответствующего капитала.
По крайней мере прозрачный процесс превращения нефтяной ренты в диверсифицированную капиталистическую ренту обладает тем преимуществом, что иллюстрирует следующее обстоятельство: в истории капитал принимал самые разные формы — он был земельным, нефтяным, финансовым, профессиональным, недвижимым и т. д., однако, на самом деле это не изменило его глубинной логики или, по меньшей мере, изменило ее намного меньше, чем иногда принято считать.
В случае Китая, Индии и других развивающихся стран дело обстоит совершенно иначе: население этих стран значительно, а его потребности далеко не удовлетворены как в том, что касается потребления, так и в области инвестиций.
Конечно, можно представить сценарии, в которых норма сбережений в Китае будет постоянно находиться на более высоком уровне, чем в Европе или в Америке, например, потому, что Китай сделает выбор в пользу пенсионной системы, полностью основанной на принципах капитализации, а не распределения, что может быть весьма привлекательным при режиме слабого роста (и еще более привлекательным при отрицательном демографическом росте).
В распределительных пенсионных системах взносы, вносимые экономически активными гражданами, не вкладываются, а напрямую используются для выплаты пенсий. Например, если Китай будет сберегать 20% своего национального дохода до 2100 года, тогда как Европа и Америка будут сберегать всего 10%, то значительная часть Старого континента и Нового мира к концу столетия будет принадлежать гигантским китайским пенсионным фондам.
В данном случае речь может идти о сумме, равной от четверти до половины европейского и американского капитала (и даже больше — все зависит от гипотезы). Это возможно с точки зрения логики, но маловероятно, во-первых, потому, что китайские наемные работники и китайское общество в целом, безусловно, предпочтут, чтобы значительная часть государственной пенсионной системы была распределительной (как в Европе и Америке), а во-вторых, по политическим причинам, которые были изложены, когда речь шла о фондах нефтедобывающих стран, и которые относятся и к китайским пенсионным фондам.
Международное расхождение, олигархическое расхождение
В любом случае угроза расхождения в международном масштабе, связанная с тем, что Китай (или нефтедобывающие страны) будет постепенно завладевать богатыми странами, представляется намного менее вероятной и опасной, чем расхождение олигархического типа, т. е. такой процесс, при котором богатые страны окажутся в собственности их же миллиардеров или при котором все страны в целом — в том числе Китай и нефтедобывающие страны — будут все больше принадлежать миллиардерам и мультимиллионерам планеты. Как мы видели выше, эта тенденция уже обозначилась.
В условиях прогнозируемого снижения темпов мирового роста и все более мощной конкуренции за привлечение капиталов все указывает на то, что неравенство, выраженное формулой r > g, в наступившем столетии будет сильным.
Если добавить к этому неравенство в доходности капитала, которое предопределяется размерами начального капитала и может усилиться ввиду все возрастающей сложности глобализированных финансовых рынков, то мы получим сочетание всех необходимых элементов для того, чтобы доля мирового капитала, принадлежащая верхней центили и верхней тысячной части в имущественной иерархии планеты, достигла невиданных прежде масштабов.
Конечно, трудно сказать, какими темпами будет расти это расхождение. Однако в любом случае риск олигархического расхождения представляется намного более значимым, чем риск расхождения между странами. Впрочем, расхождение, обусловленное наличием нефти, можно считать расхождением олигархического типа: именно благодаря тому, что нефтяная рента находится в руках небольшой группы людей, фонды нефтедобывающих стран могут обеспечить неограниченное и продолжительное накопление.
Особенно следует подчеркнуть тот факт, что страх оказаться в собственности Китая в сегодняшних условиях не более чем фантазия. На самом деле богатые страны намного богаче, чем иногда думают. В начале 2010-х годов стоимость совокупности очищенных от всех долгов недвижимых и финансовых активов, которые принадлежат европейским домохозяйствам, составляет около 70 триллионов евро.
Для сравнения: все активы, которыми владеют различные китайские суверенные фонды и Народный банк Китая, стоят около трех триллионов евро, т. е. более чем в 20 раз меньше. ВВП Европейского союза в 2012–2013 годах приближается к 15 триллионам евро, тогда как ВВП Китая по паритету покупательной способности составляет около 10 триллионов евро (и шесть триллионов по текущему обменному курсу, что может быть более точным, учитывая, что речь идет о международных финансовых активов).
Чистые зарубежные активы Китая быстро растут, но не настолько, чтобы их можно было сравнивать с объемом частного имущества в богатых странах. Богатые страны далеки от того, чтобы оказаться в собственности бедных стран; сначала последние должны разбогатеть, а на это потребуются десятилетия.
Откуда тогда берется этот страх, это ощущение экспроприации, отчасти иррациональное? Безусловно, он объясняется универсальной тенденцией искать вовне виновных во внутренних трудностях.
Например, во Франции иногда считают, что богатые покупатели из-за рубежа повинны во взлете цен на парижскую недвижимость. Однако если мы детально исследуем эволюцию сделок в зависимости от национальности покупателя и от вида квартиры, то обнаружится, что увеличением числа иностранных (или проживающих за рубежом) покупателей обусловлено 3% повышения цен.
Иными словами, на сегодняшний день очень высокий уровень капитализации в сфере недвижимости на 97% объясняется тем фактом, что есть достаточное количество французских и проживающих во Франции покупателей, которые достаточно состоятельны для того, чтобы поддерживать такой рост.
Мне кажется, что ощущение экспроприации объясняется в первую очередь тем, что имущество в богатых странах сильно сконцентрировано (для значительной части населения капитал — лишь абстракция) и что процесс политического обособления крупнейших состояний уже начался. Для большинства населения богатых стран, в том числе в Европе в целом и во Франции, мысль о том, что капитал, принадлежащий европейским домохозяйствам, в 20 раз превышает китайские финансовые резервы, представляется довольно абстрактной в том смысле, что речь идет о частном имуществе, а не о суверенных фондах, которые обладают высокой ликвидностью и могут быть использованы, например, для спасения Греции, как любезно предлагал Китай в последние годы.
Тем не менее эти европейские частные состояния вполне реальны, и если правительства стран Европейского союза приняли бы соответствующее решение, то их можно было бы привлечь к решению финансовых проблем. Факт, однако, заключается в том, что правительству одной страны трудно в одиночку регулировать или облагать налогами состояния и доходы с них. Именно это ощущение утраты демократического суверенитета обуславливает ощущение экспроприации, охватывающее богатые и прежде всего европейские страны, которые невелики по размерам и конкурируют друг с другом за привлечение капиталов, что только усугубляет текущие процессы.
Сильный рост валовых финансовых позиций между странами (каждая из них все больше и больше принадлежит соседям) также вносит свой вклад в эту эволюцию и усиливает ощущение собственного бессилия.
Далее мы увидим, в какой степени мировой — или хотя бы европейский — налог на капитал может стать эффективным инструментом для преодоления этих противоречий и какие еще меры могут принять правительства, которым придется столкнуться с этими реалиями.
Сразу уточним, что олигархическое расхождение не только более вероятно, чем международное расхождение, но с ним еще и намного труднее бороться, поскольку такая борьба требует высокой степени международной координации между странами, которые больше привыкли к тому, чтобы соперничать друг с другом. Кроме того, имущественное обособление приводит к стиранию самого понятия национальности, поскольку самые состоятельные люди могут просто уехать вместе со своим имуществом и сменить национальность, уничтожив тем самым всякие следы своей принадлежности к родной стране. Лишь скоординированный ответ в достаточно широких региональных масштабах позволит преодолеть эту трудность.
Также следует подчеркнуть, что сокрытие значительной части мировых финансовых активов в офшорах уже сейчас существенно ограничивает наши возможности по изучению глобальной географии имущества. Если придерживаться официальных данных, публикуемых статистическими ведомствами различных стран и собираемых международными организациями (начиная с Международного валютного фонда), то можно подумать, что имущественные позиции богатых стран по отношению к остальному миру отрицательны. Как мы видели во второй части книги, Япония и Германия обладают существенными положительными позициями по отношению к остальному миру (т. е. посредством своих домохозяйств, предприятий и правительства они владеют намного большим количеством активов в остальном мире, чем остальной мир владеет в них), что отражает большое положительное сальдо их торгового баланса в последние десятилетия.
Однако позиции Соединенных Штатов отрицательны, а позиции большинства европейских стран, за исключением Германии, близки к нулю или тоже отрицательны. В целом, если сложить вместе все богатые страны, их общие позиции в начале 2010-х годов оказываются немного отрицательными, составляя -4% мирового ВВП, тогда как в середине 1980-х годов они были близки к нулю, как видно на графике 12.6. Тем не менее необходимо отметить, что речь идет об очень слабых отрицательных позициях (они равны всего 1% от мирового имущества).
В любом случае, как мы уже неоднократно отмечали, мы живем в историческом периоде, когда международные позиции относительно сбалансированы, по крайней мере по сравнению с колониальным периодом, когда положительные позиции богатых стран по отношению к остальному миру были несравнимо сильнее.
Как бы то ни было, эти официальные позиции, немного отрицательные, должны были бы означать, что позиции остального мира столь же положительны. Иными словами, бедным странам должно было бы принадлежать больше активов в богатых странах, чем богатым странам — в бедных, и это расхождение в пользу бедных стран должно было бы составлять порядка 4% мирового ВВП (около 1% мирового имущества).
На самом деле все совсем наоборот: если мы объединим статистические данные по финансам разных стран мира, то мы придем к выводу, что и у бедных стран позиции отрицательны, а значит, позиции всей планеты, вместе взятой, очень сильно отрицательны. Иными словами, мы, по-видимому, принадлежим Марсу. Речь идет о довольной давней «статистической аномалии», которая, по оценкам международных организаций, с течением времени лишь усугубилась.
Платежный баланс в мировом масштабе регулярно оказывается отрицательным: из одних стран уходит больше денег, чем попадает в другие страны, что в принципе невозможно. Однако объяснений этому не дается. Следует особо подчеркнуть, что финансовая статистика и платежные балансы в принципе относятся ко всей территории планеты (банки, расположенные в офшорах, чисто теоретически обязаны передавать свои счета международным организациям) и что эта «аномалия» может объясняться многими погрешностями и ошибками.
Сравнив совокупность имеющихся данных и изучив не исследованные до сегодняшнего дня швейцарские банковские данные, Габриэль Цукман смог доказать, что наиболее правдоподобным объяснением этого расхождения является существование значительного объема незарегистрированных финансовых активов, которые домохозяйства держат в офшорах. По его довольно умеренной оценке, этот объем равен примерно 10% мирового ВВП (то есть около 7–8% от общего объема чистых финансовых активов в мире). Некоторые расчеты, проведенные неправительственными организациями, дают еще более внушительную сумму (в два-три раза выше).
При современном состоянии имеющихся источников оценка Цукмана мне представляется несколько более реалистичной. Однако очевидно, что такие расчеты по природе своей неточны и что речь может идти лишь о нижнем пределе. В любом случае, важно то, что этот нижний порог чрезвычайно велик. Он более чем в два раза превышает официальные отрицательные позиции богатых стран, взятых вместе Все указывает на то, что подавляющее большинство финансовых активов, размещенных в офшорах, принадлежит жителям богатых стран (по крайней мере три четверти). Вывод очевиден: имущественные позиции богатых стран по отношению к остальному миру на самом деле положительны (богатые страны владеют бедными, а не наоборот, что, в сущности, неудивительно), однако этот факт скрыт тем, что наиболее состоятельные жители богатых стран уводят часть своих активов в офшоры. В частности, этот результат означает, что очень сильное повышение частного имущества относительно национального дохода, которое наблюдается в богатых странах в последние десятилетия и которое мы проанализировали во второй части книги, в действительности еще сильнее, чем можно определить по официальным данным. То же касается тенденции к повышению доли крупных имуществ в общем имуществе.
Согласно расчету, проведенному Ройном и Валденстремом, принятие в расчет зарубежных активов (рассчитанных на основе несоответствий шведского платежного баланса) может привести к тому, что в некоторых гипотезах доля верхних центилей в Швеции сильно приблизится к уровню Соединенных Штатов (который, безусловно, также должен был бы быть пересмотрен в сторону повышения).
Это прежде всего показывает трудности, с которыми сопряжено регистрирование активов в условиях глобализированного капитализма начала XXI века и которые путают наши представления об элементарной географии богатства.
За последними событиями следите в Телеграм-канале @tazabek_official
По сообщению сайта Tazabek