Стоковые изображения от Depositphotos
«Полтохa», «стопудова», «зырить», «ништячок» – эти и многие другие слова я впервые за последние годы в концентрированном виде услышала, когда мне снова пришлось пообщаться немного с мигрантами. Это были все крайне приличные люди, минимум два десятка лет живущие в Лондоне или уехавшие уже оттуда в Нью-Йорк, Париж, Берлин... Все они имеют прекрасные профессии и отличные карьеры. Из хобби у них – яхты и горные лыжи, животных они держат породистых, детей готовят в ведущие университеты мира. Но говорят вот так. Потому что их русский язык остановился в развитии, как только они уехали. Помните, одно время по телевизору показывали русских староверов из США, Латинской Америки? Они говорят на том же языке, каким изъяснялись их предки еще при Александре III.
Если вы хотите посмотреть на Россию и россиян прошлого, самый верный способ – пообщаться с эмиграций интересующего вас периода. Нa своей новой родине они могут быть суперуспешными и дaже якобы прогрессивными, но стоит им перейти нa русский или оказаться в компании русских, как все становится ясно: это люди прошлого.
Причем речь не только о русских. Наши люди, кстати, довольно легко интегрируются в новую среду, они принимают чужую культуру, по крайней мере – до той степени, которая позволяет им комфортно с ней сосуществовать. При этом они в каких-то глубинных своих чертах, во вкусах, традициях замирают. Смешно, но даже кулинарные привычки у них остаются очень часто ровно теми, что были в России. Если человек уехал из страны в девяностые, когда ели доширак и студентам давали с собой в университет для перекуса бутерброд из хлеба с майонезом, он в эмиграции скорее всего будет есть то же самое! Станет уделывать мраморную говядину в мясо «по-хранцузки», крошить мортаделлу в оливье, искать крабовые палочки и заказывать из России гречку.
Нигде я не встречала столь не полезной и несовременной повседневной кухни, как в эмигрантских наших семьях. Там люди, живущие в Лондоне в домах за полмиллиона фунтов, пьют соки с сахаром и газировки, украшают салаты чипсами, «маринуют» курицу в том же майонезе... Их дети, конечно, уже перенимают привычки нового окружения. Но родители-эмигранты остаются в точке, в которой их застиг отъезд. И очень быстро начинают отличаться и от местных, и от нас, оставшихся, потому что мы развиваемся, а у них все законсервировано.
Много вы видели людей в наших мегаполисах успешных людей, которые слушают «Чижа», говорят «сдриснуть», ходят с барсетками и ездят в костровые походы? А все мои знакомые из эмиграции 1990-2000-х так делают.
Еще они любят смотреть ужастики в стиле «Чужой», читать фэнтези, играть в манчкин и карты. И даже носят шапки-формовки. Да-да, прямо в Лондоне! Еще они очень много и часто пьют и курят. В моем окружении в России вообще никто не выпивает, я не видела своих знакомых не то что пьяными, но и выпившими уже много лет. Эмигранты, которых я знала в Британии, пьют абсолютно. По выходным – компаниями, по вечерам – семьями.
В разговоре они всегда подчеркивают, что никому нельзя доверять. Они могут громко смеяться, обсуждать своих знакомых. Нередко они отпускают сальные шуточки. У них неприлично выразительная мимика, как будто они в публичном месте не считают нужным следить за лицом. При этом в европейском обществе и при своих европейских коллегах они могут даже вести себя в соответствии с их этикетом. Но оставаясь наедине друг с другом или приезжая в Россию, они как будто поворачивают тумблер и включают 2000 год.
Недавно мне написала френдесса: на фоне антироссийского ража и запретительных разговоров она впервые почувствовала потребность встретиться в Париже, где живет лет двадцать, с другими русскими. Пришла на какой-то пикник с пряниками, баранками и выпивкой, а там все говорят «ты». Тут же один уважаемого вида гражданин слегка за сорок сначала фамильярно с ней заигрывал, говорил: «Ну че грустишь, красавица?», подмигивал и в конце концов шлепнул ее по заду. При этом женщина – директор отделения в банке, а веселый мужчина – госслужащий, работает в муниципалитете. И дело происходило в центре Парижа!
Можете себе представить такую ситуацию в России? Допустим, в Москве чиновник районной управы проводит время в парке с десятками людей, среди которых глава отделения банка. Весь день они шутят липкие шуточки, а потом эту главу хватают за зад все с теми же прибаутками? Нонсенс, в России такого сегодня быть не может.
Это очень интересный феномен. Оторвавшись от языка и родной культуры, люди в лучшем случае делятся внутри себя на две части: одна из них воспринимает новые традиции, нормы и правила, а другая исповедует те же принципы и идеи, что вывезла когда-то из России. В них реально образовывается два дна.
А бывает, что они не усваивают нормы, принятые на их новой родине. То есть, конечно, минимум, необходимый для безопасного выживания в этом обществе, они в себя принимают, но ровно столько, чтобы не сесть в тюрьму и не лишиться работы. Например, я много раз встречала среди эмигрантов мужчин, которые не хватают женщин за зады и не ущемляют их на работе, но дома и среди русских они открыто возмущаются: «Как так, всегда мужчина мог хлопнуть женщину по заднице, это же проявление внимания, и никогда баба не обходила мужика на работе, это же дурость». Такие несчастны и фрустрированы глубиной расхождения их мира с реальностью, в которой им приходится жить. В час Х у них отключается рацио и они совершают тяжелые проступки: они сбегают с места ДТП, предлагают взятки и запугивают пожаловавшихся на них соседей.
Недавно мне пришлось вновь подсмотреть за тайной стороной наших эмигрантов. Зимой я писала шуточный фельетон об одном своем знакомом эмигранте, который пользуется у женщин большой популярностью и заводит подружек везде, где бывает. Я подписалась на его соцсети, после чего эти подружки стали меня одолевать и расспрашивать, как им найти искомого приятеля. Я очень удивилась такому повороту, ну и написала об этом на «Дзене». Без имен и даже без указания страны. И на днях со мной связалась женщина, которая узнала его по тексту и призналась, что когда-то он ее изнасиловал в палаточном походе под Лондоном, где она была с ребенком, подругами. Из-за прохождения ЭКО пила только сок, однако ночью очнулась в компании с этим моим приятелем, а позже нашла у него в ЖЖ – времена были давние – свои обнаженные фото. И она считает, что он ей тогда что-то подсыпал.
А ведь я сама в общих с этим знакомым компаниях, тоже не напиваясь, отключалась дважды, когда жила в Лондоне в 2000-е. И у меня, как у той женщины, были все последующие симптомы: тошнота, давление на минимуме, провал памяти, дезориентация. И это спустя сутки после ровно одного шота виски или бокала вина.
И хотя не похоже, чтобы меня во время этих отключек кто-то насиловал, я решила разобраться. Для начала я внедрилась в соцсетях в группы этих походников-певцов у костра-яхтсменов. Очень была удивлена, увидев там все тех же людей, что и 15 лет назад. Вот скажите, у вас в России много знакомых, с которыми вы 15 лет подряд по несколько раз в год ходите в длительные походы или выпиваете по выходным в баре? Думаю, нет: мы меняемся, круг нашего общения тоже меняется, обновляется. А там – нет, там люди держатся друг за друга и особенно ценят связи молодости, дружбу с теми, кого встретили сразу после эмиграции или – еще в России.
В общем, задала я им аккуратно вопрос: не было ли с кем за минувшие годы в таких походах или во время морских заплывов похожих случаев. Дескать, пишите мне, будем сверять воспоминания и разбираться. Отдельно попросила отозваться тех, чьи фото всплывали в ЖЖ или в тайном аккаунте инстаграма этого гражданина без ведома хозяйки изображенного на них, так сказать, организма. Никаких имен, намеков на личность, никаких указаний даже на город.
Давайте отвлечемся. Представьте, что такое сообщение появилось в какой-нибудь закрытой группе московского успешного среднего класса медиаменеджеров, IT-инженеров, банковского руководства, профессуры. Это был бы фурор. Во-первых, все бы напряглись. Во-вторых, я уверена, все бы стали если не помогать расследованию, то, по крайней мере, имитировать помощь: репостили бы объявление с припиской «Осторожно, маньяк!» и «Ищем новых жертв морального урода». Никто бы не захотел даже близко оказаться в этой истории в роли друга насильника. Если бы среди их друзей действительно был такой знакомый, на которого сразу все подумают, что это он, его бы подвергли остракизму. Мы смеемся над canсel сulture, меж тем, она у нас уже укоренилась. Пока не в том монструозном виде, как на Западе, а всего лишь в качестве избирательно работающего института репутации.
А теперь расскажу, как обстояли дела среди таких же людей, но эмигрировавших в Великобританию 20-25 лет назад. Во-первых, мой пост сразу удалили, а меня из группы исключили. Во-вторых, все мои реальные общие с этим гражданином знакомые меня превентивно заблокировали, хотя я с ними никогда не переписывалась. Они просто зашли на мою страницу и отправили меня в бан на всякий случай. Первыми меня заблокировали друзья этого парня, которые, как выяснилось, были подписаны на его тайный инстаграм, куда выкладывались фото голых женщин. Эти друзья активно ставили лайки, хихикали, отпускали сальные шутки. Узнав от меня, что, возможно, не все женщины с тех фото были в сознании, они сразу удалились отовсюду, заблокировали меня и договорились с админами всех групп о том, чтобы больше никто меня даже по знакомству никуда не добавлял и вопросы ни мои, ни обратившейся ко мне женщины не публиковал. Один из таких друзей написал другому: «Если кто-то увидит этот инстаграм в университете N, будет проверка, вдруг там фото студенток? Тогда нас найдут за лайки».
В Москве бы в аналогичной ситуации люди спешили бы сами разобраться в истории, чтобы никто не мог сказать им, что они радостно рассматривали и похотливо обсуждали фотографии обнаженных женщин, которых могли раздеть против их воли... Никому бы вообще не пришло в голову при наличии заговорившей женщины и набитого обнаженкой канала заступаться за товарища.
А интеллигенты из Лондона поступили так, как они бы сделали, живи сейчас в Москве года этак 2002-го: договорились молчать и покрывать друга.
Я смотрела на это и чувствовала себя двадцатилетней девочкой: выбоины на асфальте, шансон из автобусов, на рынках продают кожанки, гопники сплевывают на тротуар шелуху от семечек и в автобусе еще могут схватить студентку за мягкий тыл.
У эмигрантов время останавливается. Я часто встречала, как на вопрос о возрасте они отвечают, что им «23 плюс пятнадцать лет здесь». Это повсеместно. И это основная драма эмигрантов. Даже не социальное падение и чуждая среда вокруг. В отрыве от среды собственной они очень часто замирают в развитии. Это неизбежность.
Не знаю, зачем я это говорю и кого пугаю. Кто уехал, тот уже уехал. Из этой эмиграции вернуться будет труднее всего. И по не вернувшимся мы через 20 лет сможем изучать свое прошлое.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.
По сообщению сайта Газета.ru