Tazabek — Органическое движение в Кыргызстане появилось двенадцать лет назад, сразу после революции 2010 года. Его участники, в отличие от мародеров, грабивших Бишкек в первые два дня, думали в тот момент, как вопреки произошедшему преобразовывать и раскрыть уникальность нашей родины. Однажды, встретившись в стенах здания Министерства экономики Улан Адамалиев, Санжар Султанкулов и Султан Сарыгулов решили, что будущее Кыргызстана за производством натуральной продукции.
Спустя двенадцать лет на территории страны по пилотному проекту работают уже 130 органических сельских хозяйств, а мед из Ат-Башинского района известен на весь мир — его причисляют к элитным и продают в лучших магазинах США, Катара и ОАЭ. Как «три мушкетера» от сельского хозяйства изменили представление о натуральности продуктов в Кыргызстане, и чем ради этого пришлось пожертвовать, нам рассказал один из идейных вдохновителей и основателей движения. Султан Сарыгулов создатель Федерации органического движения «БиоKG», и сегодня, несмотря на некоторые разочарования, полон энтузиазма. Он по-прежнему остается сторонником экологических принципов, сформированных на глубоких знаниях и переживаниях за будущее не только Кыргызстана, но и планеты в целом.
— Султан Исламович, как все начиналось?
— В 2010 году я возглавлял рабочую группу по разработке техрегламента для стран ЕврАзЭС. Я пришел в Минэкономики за подписью министра экономики для отчета. В отделе реорганизации проектов Всемирного банка работал Санжар Султанкулов. Нас познакомили. Он тоже сельхозник, ветеринар по образованию. Мы с ним разговорились.
Понимаете, это был 2010 год, общество пребывало в шоковом состоянии. Была сильная рефлексия. Мы задавались вопросом: как жить?
Однажды Санжар вдруг сказал: «Когда мы уже будем жить нормально? Уже двадцать лет, а у нас ничего не меняется! У нас аграрная экономика, в обозримом будущем мы не станем промышленниками. Давайте соберем экспертов и предложим какую-нибудь обоснованную альтернативу гражданскому обществу, парламенту, власти. Мы, как аграрии, постараемся сделать анализ и выяснить, где же наше объективное место в мировом разделении труда? То мы хотим быть Швейцарией, то Японией, а где на самом деле мы? ».
Так, с легкой руки Санжара, закрутилась эта инициатива, нас собралось в зависимости от этапа где-то от пятнадцати до сорока человек человек — аграриев, семеноводов.
Кстати, до сих пор это пока что единственная инициатива гражданского общества, которая носит стратегический характер. И мы первые кто более-менее эту идею реализовали через государственно-частное партнерство. Благодаря и «Акипресс», в том числе, потому что мы тогда вместе с вашим проектом «Счастье нации» отстояли запрет на строительство завода минеральных удобрений. Если бы его тогда построили сейчас все было бы очень плохо у нас. Он убил все сельское хозяйство Кыргызстана. Органики бы вообще не было здесь. Первой нашей задачей было никоим образом не позволить построить этот заваод. Вы тогда раскачали эту тему и власти услышали. Атамбаев во время визита в Москву сказал, что строительства завода не будет, а Кыргызстан – страна чистой органической продукции.
— Что происходило дальше?
— Я взялся разрабатывать концептуальную часть, а Санжар выстраивал коммуникацию с фермерами и работал с проектами. Все фермеры сказали, что нас поддержат.
У нас на то время была аграрная экономика, как и сейчас, но из-за интенсивного сельского хозяйства мы никто в мировом разделении труда. Объем маленький, а себестоимость высокая, потому что все поливное . Ни Россия, ни Казахстан на это не тратятся. Соответственно, у них и себестоимость ниже. Значит, по и по объемам мы пролетаем. И все-таки мы аграрная экономика. Но каково наше объективное преимущество? Это чистая и очень высококачественная продукция. То, что сейчас называется Organic.
Еще один факт. Что душит любое производство? Конкуренция. Но в этой сфере ее просто нет. Чтобы с нами конкурировать, другим странам надо иметь такую же среду обитания. Такие же ледниковые воды, горы и относительно чистый воздушный бассейн. Есть много других факторов, но в итоге мы имеем уникальные продукты.
Академик Вавилов в 20-30-х годах прошлого века собирал генетический банк и объездил весь мир. Вавилов сказал, что здесь лучшие в мире дыни. Тот же абрикос косточковый. Кыргызстан производит примерно семьдесят процентов набора продовольственной продукции, которую потребляет среднестатистический землянин. И у нас она в очень качественном варианте. Вот где наша ниша! И здесь, повторюсь, даже конкуренции нет.
— Разве в других странах нет органического производства?
— Качество продукции зависит от климатических условий. В 2012 году меня приглашали в Никарагуа как специалиста по традиционным культурам. Из-за того, что там дожди льют как из ведра, арбузы растут очень водянистые. Им ведь нужно солнце. Дожди там сильные, когда мы спустились с самолета и зашли в аэровокзал, там лило так, что самолета не было видно.
Или вот еще пример, в 2019 году меня на встречу пригласил посол Индии и сказал, что недавно приезжал их премьер Моди. И после пребывания здесь, попросил: «Обеспечьте импорт меда, абрикосов, орехов и чернослива».
У них там все растет, но совсем в другом качестве. По части качества мне многие иностранцы говорят, что впервые едят такие продукты. Конечно, у нас объемы ограничены, но мы можем занять нишу Organic премиум-класса.
— Как развивалась ваша организация?
— Мы стали продвигать свои идеи. Был у нас во Всемирном банке парень по имени Майрамбек Таиров. Мы попросили его организовать встречу с его шефом — Питером Гудманом. Я на английском концепт написал на одну страницу. Пришли, а его помощник сообщает, что Гудмана в парламент вызывают. Он извинился и представил своего референта. Им оказалась женщина-англичанка, но по-русски хорошо говорила.
Она нам сразу заявила: «Давайте, не будем сильно фантазировать. Зачем говорить о процветании, когда и так много сейчас проблем на повестке дня». Напомню, это был 2010 год.
А я ей ответил, что если они даже все свои технологии и активы вложат в программу такой же среды обитания, как у нас, то и через тысячу лет ничего не получат. А у нас это есть. Сейчас. Под ногами. Только надо это с умом использовать.
И, кстати, она не оскорбилась. Подумала и говорит: « Знаете, вы нашли свое место. И его никто не может занять, потому что нет объективно условий». По всем параметрам, это наша ниша.
Кстати, она потом обзвонила несколько доноров, USAID, и дала нам зеленую дорогу.
Мы начали ходить по разным местам, в одном нас спрашивают: « А вы кто? Адрес и фамилия есть?» А мы никто, просто клуб по интересам.
Поэтому десять лет назад мы зарегистрировали независимую общественную организацию «Аграрная платформа». И потом уже с этим паспортом пошли в Минсельхоз. В то время его возглавлял Торогул Беков. Мы зашли к министру и говорим, ситуация сложная, но мы должны идти рука об руку, выстраивать государственно-частное партнерство. Через сотрудничество решить ситуацию, улучшить ее. Как аграрии предлагаем стратегию. Он прочитал и сказал, что согласен. « Давайте подпишем меморандум. Это нас ни к чему не обязывает, но мы будет хотя бы согласованы в намерениях.» — предложил ему я.
И он согласился. Так мы подписали первый меморандум. Мы понимали, что в той ситуации ждать что-то от власти бесполезно. Нам главное было, чтобы дали добро, хотя бы формально.
— А кто должен был дать добро?
— Госорганы должны были дать добро, что мы не какие-то там самовольные.
Подписав этот меморандум, мы уже могли говорить, что дружим с властью, у нас есть взаимопонимание, контактируем с чиновниками на местах. С Минсельхозом подписали официальную бумагу.
И стали ездить. Два полных года были в регионах. Там разработали видение концепции, что вообще означает такое чудо, как органика. Она возрождает земли. Земля живая, а мы ее убиваем химией. Если мы ее возрождаем, то она сохраняет биоразнообразие. Все живое более активно участвует в естественных процессах. Органическая продукция обладает и более высоким иммунитетом, более устойчива к климатическим и другим изменениям. Сейчас же видите, почвы не могут держать углерод, который накапливают растения.
—Почему?
— Функциональная способность почвы испорчена, потому что мы убиваем ее удобрениями и используем неправильные агротехнологии. Например, глубокая вспашка, когда мощный трактор, плуги с щетками глубоко переворачивают землю. А как устроена почва? Восемь – десять сантиметров от поверхности, где живут аэробные организмы. Они питаются воздухом и обеспечивают живучесть почвы. Ниже обитают анаэробные организмы. Они живут без воздуха. Когда мы переворачиваем пласт погибают и те, и другие. Из-за этого уничтожена целина в советское время. Гигантские территории плодородных земель превратились в пыль. Нет структуры связывающей жизнь в земле.Был такой фермер Терентий Мальцев, единственный фермер которому дали звание академика за его предложение по обработке почвы плоскорезом, который взрыхляет на нужную глубину.
Все микроорганизмы остаются живыми.На сегодня это стали часто применять. Более того, появились технологии нулевой обработки почвы, где узкий резец сразу прорезает и сажает семена. Вообще не нарушается целостность почвенных экосистем. Были исследования ФАО, которые показали, что почвенный микробиом, экосистема почв являются основой всего живого. Живая экосистема, живая почва и растения тогда живые, стойкие, с иммунитетом. Они активно участвуют в газообмене, дают очень качественный продукт. Эту ценность мы сейчас разрушаем со всех сторон.
—В каком состоянии было сельское хозяйство в стране, когда вы стали заниматься органикой?
— На тот момент мы имели очень раздробленное сельское хозяйство, хотя это основная экономическая отрасль. Ранее у нас было четыреста совхозов и колхозов, А стало четыреста пятьдесят тысяч мелких крестьянских хозяйств.
— Это плохо?
—На самом деле это похоже на спланированную диверсию. Когда есть национальное самосознание, глобальные приоритеты, то они как поплавок не дают утонуть государству.А как можно дефрагментировать целое? Раздать всем собственность. Прописать это в Корнституции. Мы сейчас чуть что говорим: «Эл!Эл!» А на самом деле, есть единый народ? Что его держит? В чем проявляется его единство? В социальном плане, что нас держит еще это родовая принадлежность. В каждом селе есть деление по родам, общие проблемы решаются, исходя из решения глав родов как они могут помочь, каков будет вклад их сообщества. До сих пор это реально работает. Это инструмент, проверенный временем . Наша родовая самоидентификация – основа нашей самоидентичности. А сейчас брат на брата идет из-за надела.
—Что вы предлагаете вместо деления земли?
В советское время в Эстонии был совхоз Адажи. Его годовая прибыль составляла тридцать шесть миллионов рублей. Они сильно вкладывались во все долгосрочные планы. Строили хорошие детские сады, коттеджи, дома. К ним на учебу приезжали голландцы. Так они были в шоке, когда мы разбрелись. Они говорили нам, что единоличное хозяйство – это нонсенс, прошлый век. Рассказывали, что, в их стране, наоборот, объединяются в кооперативы. Так легче решать все проблемы, эффективней намного, кроме того, можно нанимать сообща хороших специалистов и так далее.
—Когда вы начали работу с органикой, что было первоочередной задачей?
— Наша главная задача была переломить тренд, что химия спасает всех. Мы объясняли, что она убивает почву, снижает уровень продукции, убивает наш иммунитет. Хиреет наша среда обитания и в итоге мы получим шиш да кукиш.
Кстати, два года у объединения «Аграрная Платформа» не было офиса. У нас там был Улан Адамалиев, он сейчас советник нынешнего министра (Аскар Джаныбеков. — Прим), кстати, тоже участвовал в нашем движении.
— То есть он вас сегодня поддерживает?
Видите ли, есть определенная специфика, когда человек попадает в другие орбиты. Например, проект строительства химзавода в те времена очень педалировал тогдашний министр Таалай Айдаралиев. А ведь он начинал с нами.
— Неужели так меняются люди?
— Удивительно, но вот так происходит
— А кто ваши поездки оплачивал?
Финансировал наши туры обычно Санжар. Пускал на это свою зарплату или брал в долг. Он при мне занимал полторы тысячи долларов у Кавуна Тимофея Александровича, президента птицеводческой компании «Три Т». Улан Адамалиев обеспечивал освещение в прессе, а я отвечал за содержательную часть. Ездили по всем областям и собирали в каждой области всех заинтересованных.
— А как вы созывали, заинтересованных?
Санжар заходил в областную администрацию ,просил их созвать людей. В рамках наших возможностей мы провели первый установочный семинар об органике. Все области Кыргызстана объехали, у меня была тогда машина «Нива». Зарплаты нет, я все время в разъездах, дома скандал. «Это что такое?! Не домой приносишь, а наоборот из дома уносишь!».Даже была такая ситуация. Мы в Нарыне , звонит моя супруга. Спрашивает: «Ты где?». Я — « А что такое?» У меня дочь и два сына. Она говорит: «Я пацанов послала в комок за продуктами, младший пришел и сказал, что хозяйка киоска сказала, что не выпустит старшего, пока долги не заплатите. ». Я ничего не смог сделать тогда.
— Ребенка отпустили?
— Жена как-то договорилась. Но это, конечно, привело к внутреннему дипломатическому скандалу. А я звоню брату – недоступен. Второму брату звоню — он в Алма-Ате. Я потом «Ниву» продал, на восемь месяцевс денег денег хватило, а дальше опять все было плохо. Но нас фермеры поддерживали! Кто-то продукты давал, кто-то единицы нам грузил. То есть, органическое движение полностью начиналось, как инициатива гражданского общества.
— Хождение в народ, получается?
В принципе так и было. Мы всех объехали, дали информацию.
Кстати, мы параллельно делали мониторинг, какова ситуация.
— И какая ситуация была на тот момент?
— Самая загрязненная была и есть Чуйская область. Она вся в химии, тут даже ГМО присутствует . Потому что здесь бизнес делается. Именно этот критерий доминирует. Монетизация любыми способами.
А подальше, в Толоке, к примеру, в Токтогульском районе спросили собравшихся людей, применяют ли они удобрения. Оказалось, что нет, не применяют. В последний раз завозили удобрения в 2000 году. Почему? Во-первых, дорого, а во-вторых, картошка потеряла «лежкость». Они ее осенью выкапывают, что-то продают частично, а остальное в погреб. Весной вытаскивают и продают уже по весенней цене. Но на удобрениях, она до весны не долеживает. «Плывет». Вкус изменяется. Поскольку они на этом бизнес не делают, производят для себя, для родных и немного на продажу. «Зачем нам париться? Мы перестали пользоваться (удобрениями. — Прим)» — объяснили они.
Мы убедились, что на окраинах шестьдесят процентов фермеров работают, как раньше. И не знают, что это органика. А это именно органика. Все эти поветрия пошли к нам с Запада. Потому что они там уперлись в стенку, качество продуктов теряется и они выделили органику в отдельное производство. Кстати, когда Евросоюз, первые одиннадцать стран-членов ЕС, хотели организовать масштабный эко-проект, они не нашли на своей территории подходящих и относительно чистых земель. И они шесть тысяч гектаров арендовали в Никарагуа или в Эквадоре.
— Несколько лет назад я была в Баку на конференции, где выступал ученый, Нобелевский лауреат . Он сказал, что те, кто выступают против химических удобрений и ГМО — это враги человечества , мол, как вы собираетесь кормить растущее население, если не использовать все это?»
— Мы делали слишком большой упор на науку и отреклись от религиозной концепции. Когда-то это было естественно, потому что то религиозное мракобесие было уже непереносимым. Начался альтернативный путь познания — в эмпирику. Сколько ошибочных теорий на сегодня выявляется, когда мы зашли в тупик? Сейчас уже выясняется, что теория Эйнштейна лишь локальна с точки зрения проявления законов мироздания. А на ней построена вся фундаментальная наука человечества. А она сейчас не включается. Где квантовые вопросы, там она не работает. Та же наука не может отрицать, что химия и ГМО наносят непоправимый вред человеку.
— На тот момент, получается все регионы так и были в органическом хозяйстве? Только Чуйская область использовала удобрения?
— Чуй и Ош, где интенсивное земледелие.
— А сейчас как?
Сейчас примерно также. Но мы стали об этом говорить и был создан департамент органической продукции в Минсельхозе. Это наша заслуга. Сначала мы открыли отдел в Минсельхозе, потом уже вышли на парламент. Потом пошли по донорам. Наше реноме у доноров было очень высоким. Мы дали новые идеи. И главное , сразу смогли это вытащить концептуально на национальный уровень.
— Вы все время работали в регионах?
— Мы старались сочетать и то, и то. Но у нас не хватало сил на все. И мы поняли, что должны были стать зодничей организацией.
— Что это такое?
— То есть та, которая объединяла и была бы крышей для всех сторонников. Разработали концепцию федерации. И создали ее в октябре 2012 года, десять лет назад.
Швейцарцы здесь реализовывали проекты Helvetas. Они с 2003 года работали над проектом «Биофермер» и «Биохлопок». Но их деятельность имела локальный характер и распространялась только на Жалал-Абад. Мы решили встретиться с ними. В то время проект координировала Лидия Плюс. Она сказала, что мы подняли на национальный уровень нашу концепцию. Helvetas нас очень поддерживал.
Там директора меняются, Лидия Плюс уехала. В 2013 году приезжал наблюдательный совет Helvetas из Швейцарии. Там был бывший банкир, бывший депутат парламента и какой-то спец из министерства. Они вышли на меня. И это по рекомендации Лидии Плюс. Я с ними неделю ходил. В парламент, в правительство. И они очень активно нас поддерживали.
— То есть, они вам давали зарплату, когда вы ездили по регионам?
— До 2012 года мы работали без зарплат, как волонтеры. В 2012 году мы создали федерацию, в декабре провели первый форум. На этом форуме были представители ИКА, это голландская компания, она сейчас закрылась, но есть ее дочка FSDS. Они сказали, что на три года дают нам поддержку трех позиций по зарплате, а также на содержание и оборудование.
Это была наша первая зарплата. За несколько месяцев до этого с октября или ноября, нас поддерживала Чуй -Таласская сельская консультационная служба. Они нам дали кабинет у себя, где мы и сейчас находимся. Директор службы Джоомарт Джумабеков сказал: «Давайте я вас попытаюсь поддержать.» Три месяца мы были на его пособии денежном.
— Вы прямо какие-то герои
— Мы понимали, что прошло время узких корпоративных или личных интересов. Если мы на этом останемся, то все рухнет. Кто-то должен был вложиться в будущее. К нам сразу прибежали много проектов. Мы сказали, что нет, мы не грант — хантеры, мы должны вытащить структуру и у нас тогда получилось.. Потом директора Чуй-Таласской Сельской консультационной службы мы позвали к нам исполнительным директором: «Жоомарт, ты как? Потянешь и там, и здесь?» Он отказался: «Нет, мне тяжело будет.».
Так исполнительным директором федерации стал Искендер Айдаралиев. Мы позвали его тогда сами. Понадеялись, что он поможет нам разговаривать с чиновниками поскольку сам он бывший чиновник.
— В каком состоянии сейчас Федерация?
У нас сейчас движения нет. Вот, в прошлом году было собрание — десять членов убыло. Практически, Федерации уже не осталось. Нет бюджета. Я перестал писать проекты, потому что есть проблемы в управлении. Многое надо менять.
— А как у нас в стране с органической продукцией?
— В принципе, все так и осталось – шестьдесят процентов. Сейчас уже все знают, что это органика. Проблема другая — фермер произвел, но не может продать. Например, в 2017-2018 годах у нас четыре пилотных проекта было и мы произвели двенадцать тонн органического сертифицированного чеснока , а он сгнил, потому что цены упали ниже себестоимости.
— Как это предупредить?
— К сожалению, пока никак. Потому что у нас нет ни страхования, ни качественного менеджирования. Весной этого года, когда сняли урожай на рынках, местный чеснок стоил семьсот пятьдесят сомов за килограмм, а китайский — пятьсот двадцать. Государство должно быть национальным регулятором. Как в Армении, например, где государство обязывает закупать только органику для школ, детских больниц и детсадов. Какое там у нас Министерство сельского хозяйства? Постоянно глав меняют. С одним договоримся, а его сменили. Системно мы хромаем на уровне национального менеджмента. Это самая большая проблема — уровень государственного управления. Он же на уровне плинтуса. Какая может быть политика, если у нас за двадцать два года тридцать три раза правительство поменялось? Как можно говорить о стабильности и преемственности? Как вообще можно говорить о развитии?
— Но не все же так плохо, как вы говорите.
— Поймите, в свете глобальных проблем Кыргызстан должен в первую очередь думать о своем выживании, а не о постоянной смене кадров «на верху».
Вот, в 2017 году, кажется, проходил 35 Международный геологический конгресс, на котором ученые признались, что то, что мы сегодня переживаем называется Антропоцен [Прим. — неформальный термин, обозначающий эпоху с высоким уровнем человеческой активности, воздействующей на дикую природу и играющей существенную роль в экосистеме Земли].
А вы знаете, в геологии есть большие циклы. И вот начиная с 50-60-х годов мы живем в эпоху Антропоцен. То есть, это о чем говорит?
Совокупные усилия человечества стали превышать природные процессы. Но если природа все это сделала исходя из единственного и гармонии целого, то Антропоцен — это мы делаем только в угоду своих мелких преходящих интересов.
Если природа видит на миллионы лет вперед, ее эволюционный план, то мы видим только в пределах сегодняшнего дня – урвать, сорвать.
Сейчас, когда мы развиваем интенсивную экономику, мы говорим – интенсивная, креативная. На самом деле, экономика всего лишь инструмент. Это все наш инструментарий, который должен помочь нам выполнить свои эволюционные задачи и даже миссию. Мы съехали со своего базового сценария.
Когда в 2018 году меня пригласили на второй Международный конгресс «Агроэкология в целях устойчивого развития» выступить с презентацией по органическим аймакам, по нашим проектам, я так сказал:
«Мы на этих больших мероприятиях собираемся, разрабатываем стратегии, выставляем индикаторы, но забываем, что мы сами проект природы, а у нее есть свои индикаторы – наша эволюционная дееспособность. Мы вообще об этом забываем. Мы живем сегодняшним днем. Мы не думаем о наших потомках. Это уже такой критически-опасный крен наших ценностей и приоритетов, который говорит, что мы как вид закончим свое существование сами».
За последними событиями следите в Телеграм-канале @tazabek_official
По сообщению сайта Tazabek